DADAKINDER

​​Снилось, что режу горло русскому солдату. Режу ножом для хлеба — то есть, плохо. Кровь не бежит, солдат не умирает. "Щекотно", — говорит, — и смеётся. Смех у него заразный. Вот и я начинаю смеяться.

Просыпаюсь, как и всякий мужчина, твёрдым. Полный решимости никого не зарезать. Желающий ёрзать друг о друга на зло смерти, волочить липкой губой по чему-то взаимному.

Из окна — запах хлеба. За окном — июль.

1

Кудрявое солнце стало горячим. Тем паче предметы и люди под ним. В том, что Гидрометцентр зовёт "волной жара", а поэты "Чувством", обнажается предательская суть кондиционера — машины, созданной остужать лето.

Жар улиц. Жар помещений. Жар, вгоняющий в краску. Влагающий влагу. Там же, где влага, восходят туманы, и позволяют теряться в своих призрачных субстанциях. Нет, лето остужать не хочется.

Чем стоит заниматься летом? Летом стоит смотреть на солнце, и гнать в шею печали по поводу того, что солнце закатится.

Как закатится?!

Как глаза усопшего — за рубежи Востока, под занавес век.

Как не грустить об изъятии солнца закатом?

Известно как — используя сведения науки, занимающейся механикой неба.

Наука сообщает: планета вращается, и солнце, закатывающееся тут, выкатывается там — то есть, продолжает облизывать чьи-то щёки своим янтарным языком. Пусть не твои, но, всё же, щёки. Пусть не здесь, но зато языком.

2

Впрочем, сейчас эти щёки — мои: шелестят, как знамёна, под напором ниспадающих спиралей — врастающих в кожу лучей солнца и, отчасти, сверхскоростной бормашины в руках армянского дантиста.

Всё хорошо. Откуда же берётся беспокойство посреди июля? От радости, которую доставляют ласки света.

Чем приятнее вечер, тем подозрительней пространство, тем вероятнее наказание, тем жутче даже не сам закат, не конфискация светила, а память о ласковом свете, его дальнейшая невозможность, и, в конце концов, угасание воспоминаний — положение, подвергающее сомнению правду сада, песню птицы, и восторги по этим поводам.

Кажется, что за удовольствием последует расплата. Что обнажение желания приглашает отобрать его надежды. Что радость есть преступление против тех, кто безрадостен; привилегия тех, кто избавлен случаем от бомб и солдатов.

Нет смысла в счастье, которым нельзя поделиться — разделить его с не зарезанным ближним. Об этом мне снится картина Победы:

Спускаясь в окопы, мавки расстёгивают воротники уставших, и целуют каждого в место стука. Из павших взлетают прозрачные птицы, хватают не павших, уносят подальше.

3

Смерть подходит к концу. Самое время подумать о чём-то приятном. Например, об анатомии солнца.

Основу солнца составляет шар огня. Вокруг шара — жар. Волокна пламенных спиралей расходятся в стороны, вьются плетями.

Что происходит в это время на земле?

Трус врубает кондей.

Но что, если кондея нет, и ты позволишь лету быть, делать с тобой всё, что хочется?

Штопор луча входит в грудь пешехода, откупоривает её, и высвобождает пену нагретого органа. Митбол по имени сердце проколот звездой по имени солнце.

Разве не в этом замысел июля? Не для того ли было дано лето?

Что остаётся после света? Память о светиле. О том, как серебрятся листья и предметы. Горсть моментов. Кусочки солнца.

Не потому ли это ценно, что мгновенно, и скоропостижно? Как хлопок век. Как выстрел. Как закатившийся под веко глаз.

@dadakinder – поддержать автора

www.tgoop.com/dadakinder/2101

6.1K viewsJul 23 at 06:36

​​Снилось, что режу горло русскому солдату. Режу ножом для хлеба — то есть, плохо. Кровь не бежит, солдат не умирает. "Щекотно", — говорит, — и смеётся. Смех у него заразный. Вот и я начинаю смеяться.

Просыпаюсь, как и всякий мужчина, твёрдым. Полный решимости никого не зарезать. Желающий ёрзать друг о друга на зло смерти, волочить липкой губой по чему-то взаимному.

Из окна — запах хлеба. За окном — июль.

1

Кудрявое солнце стало горячим. Тем паче предметы и люди под ним. В том, что Гидрометцентр зовёт "волной жара", а поэты "Чувством", обнажается предательская суть кондиционера — машины, созданной остужать лето.

Жар улиц. Жар помещений. Жар, вгоняющий в краску. Влагающий влагу. Там же, где влага, восходят туманы, и позволяют теряться в своих призрачных субстанциях. Нет, лето остужать не хочется.

Чем стоит заниматься летом? Летом стоит смотреть на солнце, и гнать в шею печали по поводу того, что солнце закатится.

Как закатится?!

Как глаза усопшего — за рубежи Востока, под занавес век.

Как не грустить об изъятии солнца закатом?

Известно как — используя сведения науки, занимающейся механикой неба.

Наука сообщает: планета вращается, и солнце, закатывающееся тут, выкатывается там — то есть, продолжает облизывать чьи-то щёки своим янтарным языком. Пусть не твои, но, всё же, щёки. Пусть не здесь, но зато языком.

2

Впрочем, сейчас эти щёки — мои: шелестят, как знамёна, под напором ниспадающих спиралей — врастающих в кожу лучей солнца и, отчасти, сверхскоростной бормашины в руках армянского дантиста.

Всё хорошо. Откуда же берётся беспокойство посреди июля? От радости, которую доставляют ласки света.

Чем приятнее вечер, тем подозрительней пространство, тем вероятнее наказание, тем жутче даже не сам закат, не конфискация светила, а память о ласковом свете, его дальнейшая невозможность, и, в конце концов, угасание воспоминаний — положение, подвергающее сомнению правду сада, песню птицы, и восторги по этим поводам.

Кажется, что за удовольствием последует расплата. Что обнажение желания приглашает отобрать его надежды. Что радость есть преступление против тех, кто безрадостен; привилегия тех, кто избавлен случаем от бомб и солдатов.

Нет смысла в счастье, которым нельзя поделиться — разделить его с не зарезанным ближним. Об этом мне снится картина Победы:

Спускаясь в окопы, мавки расстёгивают воротники уставших, и целуют каждого в место стука. Из павших взлетают прозрачные птицы, хватают не павших, уносят подальше.

3

Смерть подходит к концу. Самое время подумать о чём-то приятном. Например, об анатомии солнца.

Основу солнца составляет шар огня. Вокруг шара — жар. Волокна пламенных спиралей расходятся в стороны, вьются плетями.

Что происходит в это время на земле?

Трус врубает кондей.

Но что, если кондея нет, и ты позволишь лету быть, делать с тобой всё, что хочется?

Штопор луча входит в грудь пешехода, откупоривает её, и высвобождает пену нагретого органа. Митбол по имени сердце проколот звездой по имени солнце.

Разве не в этом замысел июля? Не для того ли было дано лето?

Что остаётся после света? Память о светиле. О том, как серебрятся листья и предметы. Горсть моментов. Кусочки солнца.

Не потому ли это ценно, что мгновенно, и скоропостижно? Как хлопок век. Как выстрел. Как закатившийся под веко глаз.

@dadakinder – поддержать автора

BY DADAKINDER