DADAKINDER

​​Читаю текст: "Почему двуязычие — опасно, а ласковая украинизация более не актуальна? Интервью с языковым омбудсменом". Этот заголовок содержит два утверждения: "двуязычие — опасно" и "ласковая украинизация более не актуальна". Их усиливает ссылка на авторитет — представителя власти. Если двуязычие — опасно, то опасны и двуязычные люди. "Почему?".

Представитель власти заявляет, что вопрос языковой политики требует "дополнительного", "специального" внимания. Это делает его частью "чрезвычайного положения" (инструмента контроля и подавления). Власть вводит режим исключения, отменяя те или иные нормы, и оправдывая это соображениями "безопасности".

Право приостановлено, но власть продолжает действовать. И сообщает, что "закон о языке", дающий власти "инструментарий контроля", "преимущественно исполняется", "мы не видим системных нарушений", всё под "полным контролем". Тем не менее, "чрезвычайное положение" сохраняется.

Рассуждая о гражданах, представитель власти использует конструкции в духе "граждане по-настоящему почувствовали", присваивая их субъектность — говорит за каждого, вместо каждого. Это подчёркивает отношение к гражданам как к объектам политики. Ограничение их прав артикулируется как защита прав.

"Я подчёркиваю важность всеобъемлющего контроля". Необходимость его "усиления" безальтернативна: "Теперь ничего другого, кроме наступательной украинизации, которая пришла на смену ласковой, я не вижу".

Что значит "наступательная украинизация"? "Строгий контроль" "во всех без исключения сферах общественной жизни на территории Украины". "Полный контроль" становится тотальным. Чтобы реализовать "наступательную украинизацию" на территории бытового общения, на которое закон "не распространяется", государственный язык "должен быть по-настоящему везде и всюду". "Ласковая украинизация" была только "первым этапом" на пути к принудительной "монолитности".

Чрезвычайное положение обрастает машинерией надзора, контроля и наказания граждан-объектов. "Сегодня у нас есть инструменты и рычаги мониторинга, контроля и наказания каждого субъекта хозяйствования".

Эпитет "наступательная" является милитаристским, и делает риторику гражданского чиновника военной. Наступление предполагает врага. Им являются носители двуязычия как социальной практики.

Представитель власти утверждает, что двуязычие влечёт за собой "языковую шизофрению", которая ведёт "к шизофрении и в поведении, и в отношении к национальным интересам".

Использование клинической терминологии является средством стигматизации и дегуманизации неугодных; формулирует нормативность, исключающую их из общества, народа, нации. Они — больны, не нормальны, даже заразны ("языковое поведение родителей отражается на детях").

Далее следует риторическая связка двуязычных с экзистенциальной угрозой — внешним врагом, что, в условиях войны, подвергает их риску дискриминации и насилия. Они — не мы. Это — не их страна. Они — враг.

"С двуязычием нужно бороться". Из-за него "существуют коллаборанты, и люди, которые сдают украинские позиции; люди, которые считают, что можно договориться с Россией, что есть хорошие русские. Но это опасно, вредно, и угрожает национальным интересам".

Итак, представитель власти заявляет, что нужно идти в атаку; хороших русских не бывает (hate speech); русский язык — это язык агрессора (hate speech); двуязычие — опасная болезнь; двуязычные угрожают государству; на них нужно наступать, установить над ними полный контроль, наказать их.

@dadakinder – поддержать автора

www.tgoop.com/dadakinder/2121

5.2K viewsOct 26 at 04:27

​​Читаю текст: "Почему двуязычие — опасно, а ласковая украинизация более не актуальна? Интервью с языковым омбудсменом". Этот заголовок содержит два утверждения: "двуязычие — опасно" и "ласковая украинизация более не актуальна". Их усиливает ссылка на авторитет — представителя власти. Если двуязычие — опасно, то опасны и двуязычные люди. "Почему?".

Представитель власти заявляет, что вопрос языковой политики требует "дополнительного", "специального" внимания. Это делает его частью "чрезвычайного положения" (инструмента контроля и подавления). Власть вводит режим исключения, отменяя те или иные нормы, и оправдывая это соображениями "безопасности".

Право приостановлено, но власть продолжает действовать. И сообщает, что "закон о языке", дающий власти "инструментарий контроля", "преимущественно исполняется", "мы не видим системных нарушений", всё под "полным контролем". Тем не менее, "чрезвычайное положение" сохраняется.

Рассуждая о гражданах, представитель власти использует конструкции в духе "граждане по-настоящему почувствовали", присваивая их субъектность — говорит за каждого, вместо каждого. Это подчёркивает отношение к гражданам как к объектам политики. Ограничение их прав артикулируется как защита прав.

"Я подчёркиваю важность всеобъемлющего контроля". Необходимость его "усиления" безальтернативна: "Теперь ничего другого, кроме наступательной украинизации, которая пришла на смену ласковой, я не вижу".

Что значит "наступательная украинизация"? "Строгий контроль" "во всех без исключения сферах общественной жизни на территории Украины". "Полный контроль" становится тотальным. Чтобы реализовать "наступательную украинизацию" на территории бытового общения, на которое закон "не распространяется", государственный язык "должен быть по-настоящему везде и всюду". "Ласковая украинизация" была только "первым этапом" на пути к принудительной "монолитности".

Чрезвычайное положение обрастает машинерией надзора, контроля и наказания граждан-объектов. "Сегодня у нас есть инструменты и рычаги мониторинга, контроля и наказания каждого субъекта хозяйствования".

Эпитет "наступательная" является милитаристским, и делает риторику гражданского чиновника военной. Наступление предполагает врага. Им являются носители двуязычия как социальной практики.

Представитель власти утверждает, что двуязычие влечёт за собой "языковую шизофрению", которая ведёт "к шизофрении и в поведении, и в отношении к национальным интересам".

Использование клинической терминологии является средством стигматизации и дегуманизации неугодных; формулирует нормативность, исключающую их из общества, народа, нации. Они — больны, не нормальны, даже заразны ("языковое поведение родителей отражается на детях").

Далее следует риторическая связка двуязычных с экзистенциальной угрозой — внешним врагом, что, в условиях войны, подвергает их риску дискриминации и насилия. Они — не мы. Это — не их страна. Они — враг.

"С двуязычием нужно бороться". Из-за него "существуют коллаборанты, и люди, которые сдают украинские позиции; люди, которые считают, что можно договориться с Россией, что есть хорошие русские. Но это опасно, вредно, и угрожает национальным интересам".

Итак, представитель власти заявляет, что нужно идти в атаку; хороших русских не бывает (hate speech); русский язык — это язык агрессора (hate speech); двуязычие — опасная болезнь; двуязычные угрожают государству; на них нужно наступать, установить над ними полный контроль, наказать их.

@dadakinder – поддержать автора

BY DADAKINDER