Речь Алана Диамбекова на заседании Мосгорсуда по продлению меры пресечения. 27.06.2023
Ваша честь, недавно у нас начался судебный процесс по существу дела и стало совсем очевидно, что суды по мере пресечения – это совершенно другой, отдельный жанр судопроизводства, со своими законами и логикой принятия решений, в которой я, увы, так и не разобрался. Мои надежды относительно того, что решения судов могут и должны меняться вслед за изменениями существенных обстоятельств разбились о реалии жизни: не могут, хоть и должны. Надо сказать, что обстоятельства нашего дела за прошедшее с августа 2021 года время изменились сильнее, чем отношение российской политической элиты к Евгению Пригожину за последние дни. Первые два месяца я должен был оставаться под стражей просто так, без особой аргументации – сложившаяся практика позволяет подобным образом ограничивать свободу граждан, обвиняемых в совершении тяжких преступлений. Далее мое пребывание в тюрьме обеспечило желание правоохранителей провести многочисленные экспертизы. Когда они закончились, основным аргументом стороны обвинения стали допросы более чем сотни свидетелей, на которых я якобы собирался влиять. Но вот через год закончились сначала свидетели, а потом и само предварительное расследование, длившееся семь лет, однако теперь поводом для пребывания в СИЗО стала необходимость ознакомления с материалами дела, будто-бы вне тюрьмы у меня бы пропала способность к чтению и восприятию информации. К концу прошлого года завершилось ознакомление, дело переправили в суд и выяснилось, что на переправе не меняют не только коней, но и меры пресечения тоже, даже несмотря на то, что ни одно из опасений следствия ни разу не подтвердилось, а большинство из них уже отпали в связи с завершением определенных этапов уголовного дела. А на прошлой неделе в суде по существу закончилось исследование письменных доказательств стороны обвинения: теперь все они зафиксированы в протоколах судебных заседаний. Это значит, что еще одно основание для продления ареста – возможность уничтожения мной улик – стало не актуально само собой. Тем не менее, я не сомневаюсь, что и этот факт никоим образом не повлияет сегодня на решение суда. Потому как есть устойчивое ощущение, что основания, которые приведены в УПК, на самом деле не имеют никакого отношения к реальным мотивам принятия судом тех или иных решений. Все мы ссылаемся на “ненадлежащие основания” – будем называть их так – и понятия не имеем, какие же основания являются на самом деле надлежащими, и находятся ли они в правовом поле в принципе.
Ваша честь, одно из самых сильных разочарований в жизни случилось со мной в позднем детстве, когда я вдруг выяснил, что уровень подарков под елкой зависит не от моих аргументов в письме Деду Морозу, а от текущих финансовых возможностей мамы. Светлый образ новогоднего Дедушки существенно померк в тот день и если такая же участь постигнет образ российского судьи, то я буду очень расстроен. А я не хочу быть расстроен, напротив, несмотря на все вышесказанное, я хочу быть наивно настроен на то, что суды принимают решения на основе закона и совести, и сегодня уверенно продлят мой арест, исходя исключительно из собственного усмотрения. На него я сейчас и положусь. Благодарю за внимание!
Речь Алана Диамбекова на заседании Мосгорсуда по продлению меры пресечения. 27.06.2023
Ваша честь, недавно у нас начался судебный процесс по существу дела и стало совсем очевидно, что суды по мере пресечения – это совершенно другой, отдельный жанр судопроизводства, со своими законами и логикой принятия решений, в которой я, увы, так и не разобрался. Мои надежды относительно того, что решения судов могут и должны меняться вслед за изменениями существенных обстоятельств разбились о реалии жизни: не могут, хоть и должны. Надо сказать, что обстоятельства нашего дела за прошедшее с августа 2021 года время изменились сильнее, чем отношение российской политической элиты к Евгению Пригожину за последние дни. Первые два месяца я должен был оставаться под стражей просто так, без особой аргументации – сложившаяся практика позволяет подобным образом ограничивать свободу граждан, обвиняемых в совершении тяжких преступлений. Далее мое пребывание в тюрьме обеспечило желание правоохранителей провести многочисленные экспертизы. Когда они закончились, основным аргументом стороны обвинения стали допросы более чем сотни свидетелей, на которых я якобы собирался влиять. Но вот через год закончились сначала свидетели, а потом и само предварительное расследование, длившееся семь лет, однако теперь поводом для пребывания в СИЗО стала необходимость ознакомления с материалами дела, будто-бы вне тюрьмы у меня бы пропала способность к чтению и восприятию информации. К концу прошлого года завершилось ознакомление, дело переправили в суд и выяснилось, что на переправе не меняют не только коней, но и меры пресечения тоже, даже несмотря на то, что ни одно из опасений следствия ни разу не подтвердилось, а большинство из них уже отпали в связи с завершением определенных этапов уголовного дела. А на прошлой неделе в суде по существу закончилось исследование письменных доказательств стороны обвинения: теперь все они зафиксированы в протоколах судебных заседаний. Это значит, что еще одно основание для продления ареста – возможность уничтожения мной улик – стало не актуально само собой. Тем не менее, я не сомневаюсь, что и этот факт никоим образом не повлияет сегодня на решение суда. Потому как есть устойчивое ощущение, что основания, которые приведены в УПК, на самом деле не имеют никакого отношения к реальным мотивам принятия судом тех или иных решений. Все мы ссылаемся на “ненадлежащие основания” – будем называть их так – и понятия не имеем, какие же основания являются на самом деле надлежащими, и находятся ли они в правовом поле в принципе.
Ваша честь, одно из самых сильных разочарований в жизни случилось со мной в позднем детстве, когда я вдруг выяснил, что уровень подарков под елкой зависит не от моих аргументов в письме Деду Морозу, а от текущих финансовых возможностей мамы. Светлый образ новогоднего Дедушки существенно померк в тот день и если такая же участь постигнет образ российского судьи, то я буду очень расстроен. А я не хочу быть расстроен, напротив, несмотря на все вышесказанное, я хочу быть наивно настроен на то, что суды принимают решения на основе закона и совести, и сегодня уверенно продлят мой арест, исходя исключительно из собственного усмотрения. На него я сейчас и положусь. Благодарю за внимание!
1What is Telegram Channels? Deputy District Judge Peter Hui sentenced computer technician Ng Man-ho on Thursday, a month after the 27-year-old, who ran a Telegram group called SUCK Channel, was found guilty of seven charges of conspiring to incite others to commit illegal acts during the 2019 extradition bill protests and subsequent months. Although some crypto traders have moved toward screaming as a coping mechanism, several mental health experts call this therapy a pseudoscience. The crypto community finds its way to engage in one or the other way and share its feelings with other fellow members. But a Telegram statement also said: "Any requests related to political censorship or limiting human rights such as the rights to free speech or assembly are not and will not be considered."
from us
