Мой папа всегда напоминает мне о всех датах. Я даже иногда не помню, какой месяц (живу по принципу счастливого человека, но пошел дальше: не только часы упразднил, но и дни недели и даже год путаю – знаю только, что весна, лето, осень, зима, снова весна).
И вот он мне пишет сегодня утром: «День смерти бабушки Таты».
Это я про нее писал:
***
А во вторник приснилась какая-то муть.
Старая квартира, где мы все когда-то давно жили вместе.
Мы (не могу различить лиц) все у одной стены —
сидим за столом.
Прабабушка, чье лицо я отлично вижу, которой девяносто семь лет,
которая, конечно же, давно умерла,
но во сне — вот — жива,
шкандыляет к окну, опираясь на палку, отдергивает занавеску,
пытается палкой открыть прямоугольную фортку,
плохо видя, стучит по стеклу.
«Ты сейчас разобьешь стекло», — говорю,
подхожу, опускаю своей рукой ее палку. Бабушка недовольна.
Тогда она так же резво шкандыляет на кухню,
где все-таки форточку открывает.
Потом возвращается злонамеренной утицей туда, где мы все сидим,
и упрямо открывает и здесь.
В открытый прямоугольник врывается ветер и снег.
Трансцендентальный сквозняк
(а я-то сразу не понял).
Стоим смотрим с ней за окно, где внизу много навалено снега,
где все в розоватых сугробах,
на сиреневую в сумерках улицу,
куда баб Тата и при жизни давно уже не выходила.
Вдруг догадался:
— Бабушка, ты скучаешь по снегу?
— Конечно, скучаю.
___________
Я тоже по тебе, баб Тата, скучаю.
И вот он мне пишет сегодня утром: «День смерти бабушки Таты».
Это я про нее писал:
***
А во вторник приснилась какая-то муть.
Старая квартира, где мы все когда-то давно жили вместе.
Мы (не могу различить лиц) все у одной стены —
сидим за столом.
Прабабушка, чье лицо я отлично вижу, которой девяносто семь лет,
которая, конечно же, давно умерла,
но во сне — вот — жива,
шкандыляет к окну, опираясь на палку, отдергивает занавеску,
пытается палкой открыть прямоугольную фортку,
плохо видя, стучит по стеклу.
«Ты сейчас разобьешь стекло», — говорю,
подхожу, опускаю своей рукой ее палку. Бабушка недовольна.
Тогда она так же резво шкандыляет на кухню,
где все-таки форточку открывает.
Потом возвращается злонамеренной утицей туда, где мы все сидим,
и упрямо открывает и здесь.
В открытый прямоугольник врывается ветер и снег.
Трансцендентальный сквозняк
(а я-то сразу не понял).
Стоим смотрим с ней за окно, где внизу много навалено снега,
где все в розоватых сугробах,
на сиреневую в сумерках улицу,
куда баб Тата и при жизни давно уже не выходила.
Вдруг догадался:
— Бабушка, ты скучаешь по снегу?
— Конечно, скучаю.
___________
Я тоже по тебе, баб Тата, скучаю.
Сегодня день рождения моего папы.
Чем дольше живёшь, тем больше в тебе проступает родовых черт. Это раньше тебе казалось, что ты из звёздной пыли. Из сиреневого облака. Что надуло тебя солнечным ветром, нарядным прахом, цветочной пыльцой.
Но нет.
Когда я был маленький, у нас с сестрой была пластинка «Бременские музыканты», мы много ее с Юлей слушали. Папа тоже был вынужден слушать. (Ещё бабушки – и чуть-чуть, приглушенно, соседи.) Мы очень смеялись над глупым королем. Ну а как не смеяться-то? Такая-сякая сбежала из дворца, скушай, доченька, яйцо диетическое, и принцесса захлопнула крышку клавесина.
Видно, папе надоело слушать это в 150-тысячный раз, и он однажды сказал: «На самом деле не бывает у глупых королей прекрасных принцесс. Либо он не дурак, либо она не такая уж прекрасная». (Там же прекрасная не в смысле только красивая, а прогрессивная; значит, хорошая - с умным интеллигентным лицом, в платье с короткой юбкой; наверное, любила Битлз.)
Мы с Юлей выросли, и я отлично понял, о чем папа говорил. Я вообще вдруг понял, о чем говорил папа. (Книжку какую-нибудь, чужую, например, короткой прозы, можно так назвать: «Я понял, о чем говорил папа». Идею – дарю.)
Но, даже это поняв, я все равно полагал, что иду каким-то удивительным, сложным, индивидуальным путём (солнечного ветра, нарядного праха, снежного тлена, цветочной душной пыльцы).
Когда мы жили все вместе, мы любили смеяться (тихо, меж собой, громко-то себе особенно не позволишь) над папиной одной, скажем так, неприятной особенностью.
Вот идёт он по коридору, заденет ногой за ящик, который сам же поставил, чертыхнётся, буркнет: "Понаставили тут!" – и дальше идёт. Грозный, как конь.
Сейчас я сделал себе кофе, поставил его рядом с кроватью и вдруг вспомнил, что свет-то на кухне не выключил. Вскочил и прямо в чашку-то ногой и наступил.
Кофе – в стороны, чашка – на бок.
– Понаставили тут! – закричал я в бессильной злобе («опять с кем-то воюет», – приглушенно подумали соседи).
Ну да, понаставили. Ну да, тут. Но упрекнуть-то и некого.
Сам и понаставил.
Сам и наступил.
Родную кровь, как говорится, даже с помощью кофе не пропьёшь.
____
Текст этот, папа, старый, ну так и мы с тобой не молодеем. С днем рожденья тебя. Будь здоров и спокоен. Будь счастлив.
P.S. С другой стороны, действительно, понаставили тут всего, понимаешь: осень, лето, судьбу, любовь, людей, зиму – и с этим нельзя не согласиться.
Чем дольше живёшь, тем больше в тебе проступает родовых черт. Это раньше тебе казалось, что ты из звёздной пыли. Из сиреневого облака. Что надуло тебя солнечным ветром, нарядным прахом, цветочной пыльцой.
Но нет.
Когда я был маленький, у нас с сестрой была пластинка «Бременские музыканты», мы много ее с Юлей слушали. Папа тоже был вынужден слушать. (Ещё бабушки – и чуть-чуть, приглушенно, соседи.) Мы очень смеялись над глупым королем. Ну а как не смеяться-то? Такая-сякая сбежала из дворца, скушай, доченька, яйцо диетическое, и принцесса захлопнула крышку клавесина.
Видно, папе надоело слушать это в 150-тысячный раз, и он однажды сказал: «На самом деле не бывает у глупых королей прекрасных принцесс. Либо он не дурак, либо она не такая уж прекрасная». (Там же прекрасная не в смысле только красивая, а прогрессивная; значит, хорошая - с умным интеллигентным лицом, в платье с короткой юбкой; наверное, любила Битлз.)
Мы с Юлей выросли, и я отлично понял, о чем папа говорил. Я вообще вдруг понял, о чем говорил папа. (Книжку какую-нибудь, чужую, например, короткой прозы, можно так назвать: «Я понял, о чем говорил папа». Идею – дарю.)
Но, даже это поняв, я все равно полагал, что иду каким-то удивительным, сложным, индивидуальным путём (солнечного ветра, нарядного праха, снежного тлена, цветочной душной пыльцы).
Когда мы жили все вместе, мы любили смеяться (тихо, меж собой, громко-то себе особенно не позволишь) над папиной одной, скажем так, неприятной особенностью.
Вот идёт он по коридору, заденет ногой за ящик, который сам же поставил, чертыхнётся, буркнет: "Понаставили тут!" – и дальше идёт. Грозный, как конь.
Сейчас я сделал себе кофе, поставил его рядом с кроватью и вдруг вспомнил, что свет-то на кухне не выключил. Вскочил и прямо в чашку-то ногой и наступил.
Кофе – в стороны, чашка – на бок.
– Понаставили тут! – закричал я в бессильной злобе («опять с кем-то воюет», – приглушенно подумали соседи).
Ну да, понаставили. Ну да, тут. Но упрекнуть-то и некого.
Сам и понаставил.
Сам и наступил.
Родную кровь, как говорится, даже с помощью кофе не пропьёшь.
____
Текст этот, папа, старый, ну так и мы с тобой не молодеем. С днем рожденья тебя. Будь здоров и спокоен. Будь счастлив.
P.S. С другой стороны, действительно, понаставили тут всего, понимаешь: осень, лето, судьбу, любовь, людей, зиму – и с этим нельзя не согласиться.
ОТПЕЧАТОК ЛАПЫ
Прочитал тут: на продажу за $1,25 млн выставлен машинописный экземпляр «Маленького принца» с личными правками писателя. «Именно в этом экземпляре книги впервые появились строки: «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь».
В черновиках Экзюпери ещё играл с этой фразой, но остановился на том варианте, который мы все помним.
Почему в моей памяти, когда Маленький Принц умирает, он хватается за сердце? Нет. «Точно жёлтая молния мелькнула у его ног. Мгновение он оставался недвижим. Не вскрикнул. Потом упал – медленно, как падает дерево. Медленно и неслышно, ведь песок приглушает все звуки».
Никакого сердца. Никаких хватаний.
Это у Экзюпери стукнуло сердце.
Когда его возлюбленная Луиза разорвала помолвку. Родители девушки потребовали от Антуана, чтобы он завязал с карьерой лётчика, – они не хотели, чтобы их дочь осталась вдовой. Но Антуан отказался – он не мог жить без неба. Тогда Луиза отказалась, уже в свою очередь, от него.
Я просто приписал боль в сердце (оно же действительно сильно брякает – при разлуке) у Экзюпери Маленькому Принцу.
«Сердце моё больно сжимается, когда я вспоминаю моего маленького друга, и нелегко мне о нём говорить. Вот уже шесть лет, как мой друг вместе с барашком меня покинул. И я пытаюсь рассказать о нём для того, чтобы его не забыть».
Вообще удивительно. Как всё перекручивает жизнь. Думал ли Экзюпери, что когда-нибудь даже не целая его книга, а только его рукопись (хотя какая уж тут рукопись, если машинка?) с его правками, личным беглым почерком будет стоить миллион?
Беглый почерк – это почерк, который убежал.
Он уже тебе не принадлежит. И много-много лет спустя стоит миллион. А ты нет.
...Тут читаю ещё: «Археологи нашли кувшин с древним отпечатком кошачьей лапы».
Она выпустила когти в глиняную поделку, когда та сохла.
Глупая кошка. Чем тебе мешало это изделие? Что ты к нему прицепилась?
Зато теперь мы видим твою лапу. Лапу кошки, давно истлевшей в непонятно какой земле.
Чего ты там мурлыкала? О ком вспоминала?
И-та-та, и-та-та,
Вышла кошка за кота,
За кота котовича,
За Иван Петровича.
Стали кошку хоронить,
Во все колоколы звонить.
Какой странный переход. Только вышла – сразу и померла. Почему? Может, это был кот-синяя-борода?
Шёл на мягких лапах, пел (мурлыкал) свою страшную песенку?
Слышишь ли ты звук набата?
Зряче одно лишь сердце.
В траур твоя мать оделась,
То, что важно, невидимо взгляду.
И не видно ни одного брата. Никто не скачет, не торопится тебя выручать. И не стоят твои страх, твоя жизнь, твоя грядущая гибель ни миллиона, ни ломаной полушки.
...Бежит юная кошка, чувствуя биение сердца, выскочила на двор, со всей дури, испуганной такой дури, налетела на сохнущий кувшин, выставила лапу – спружинила, бежит дальше.
Или не было всех этих ужасов? Просто разыгралась мёртвая теперь кошка, прыгала как оглашенная, подбежала к сохнущему кувшину и стукнула его, играя, по глупости, из-за своих невечных, но таких сейчас молодых сил.
А теперь на боку кувшина – свежая вмятина. Память о безымянных. Которая и Экзюпери переживёт, и нас.
————-
(Колонка в Литературной газете)
https://lgz.ru/article/otpechatok-lapy/
Прочитал тут: на продажу за $1,25 млн выставлен машинописный экземпляр «Маленького принца» с личными правками писателя. «Именно в этом экземпляре книги впервые появились строки: «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь».
В черновиках Экзюпери ещё играл с этой фразой, но остановился на том варианте, который мы все помним.
Почему в моей памяти, когда Маленький Принц умирает, он хватается за сердце? Нет. «Точно жёлтая молния мелькнула у его ног. Мгновение он оставался недвижим. Не вскрикнул. Потом упал – медленно, как падает дерево. Медленно и неслышно, ведь песок приглушает все звуки».
Никакого сердца. Никаких хватаний.
Это у Экзюпери стукнуло сердце.
Когда его возлюбленная Луиза разорвала помолвку. Родители девушки потребовали от Антуана, чтобы он завязал с карьерой лётчика, – они не хотели, чтобы их дочь осталась вдовой. Но Антуан отказался – он не мог жить без неба. Тогда Луиза отказалась, уже в свою очередь, от него.
Я просто приписал боль в сердце (оно же действительно сильно брякает – при разлуке) у Экзюпери Маленькому Принцу.
«Сердце моё больно сжимается, когда я вспоминаю моего маленького друга, и нелегко мне о нём говорить. Вот уже шесть лет, как мой друг вместе с барашком меня покинул. И я пытаюсь рассказать о нём для того, чтобы его не забыть».
Вообще удивительно. Как всё перекручивает жизнь. Думал ли Экзюпери, что когда-нибудь даже не целая его книга, а только его рукопись (хотя какая уж тут рукопись, если машинка?) с его правками, личным беглым почерком будет стоить миллион?
Беглый почерк – это почерк, который убежал.
Он уже тебе не принадлежит. И много-много лет спустя стоит миллион. А ты нет.
...Тут читаю ещё: «Археологи нашли кувшин с древним отпечатком кошачьей лапы».
Она выпустила когти в глиняную поделку, когда та сохла.
Глупая кошка. Чем тебе мешало это изделие? Что ты к нему прицепилась?
Зато теперь мы видим твою лапу. Лапу кошки, давно истлевшей в непонятно какой земле.
Чего ты там мурлыкала? О ком вспоминала?
И-та-та, и-та-та,
Вышла кошка за кота,
За кота котовича,
За Иван Петровича.
Стали кошку хоронить,
Во все колоколы звонить.
Какой странный переход. Только вышла – сразу и померла. Почему? Может, это был кот-синяя-борода?
Шёл на мягких лапах, пел (мурлыкал) свою страшную песенку?
Слышишь ли ты звук набата?
Зряче одно лишь сердце.
В траур твоя мать оделась,
То, что важно, невидимо взгляду.
И не видно ни одного брата. Никто не скачет, не торопится тебя выручать. И не стоят твои страх, твоя жизнь, твоя грядущая гибель ни миллиона, ни ломаной полушки.
...Бежит юная кошка, чувствуя биение сердца, выскочила на двор, со всей дури, испуганной такой дури, налетела на сохнущий кувшин, выставила лапу – спружинила, бежит дальше.
Или не было всех этих ужасов? Просто разыгралась мёртвая теперь кошка, прыгала как оглашенная, подбежала к сохнущему кувшину и стукнула его, играя, по глупости, из-за своих невечных, но таких сейчас молодых сил.
А теперь на боку кувшина – свежая вмятина. Память о безымянных. Которая и Экзюпери переживёт, и нас.
————-
(Колонка в Литературной газете)
https://lgz.ru/article/otpechatok-lapy/
lgz.ru
Отпечаток лапы
Информационное агентство «Литературная газета» это новости культуры и поэзии. Статьи и интервью на актуальные темы, блоги интересных людей, Видео- и текстовые трансляций событий, спецпроекты и отличные рекламные возможности.
Будто бы сохранилась легенда о том, «как женщина видела в аду грешницу, сжегшую при жизни свои локоны: за это ей приходилось вытаскивать их по одному из пламени».
https://story.ru/istorii-znamenitostej/avtorskie-kolonki/dmitriy-vodennikov-dusha/
https://story.ru/istorii-znamenitostej/avtorskie-kolonki/dmitriy-vodennikov-dusha/
story.ru
Дмитрий Воденников: Душа — авторские колонки журнала STORY
Дмитрий Воденников: Душа — авторские колонки журнала STORY. Читайте на нашем сайте.
Я привык уже ко всему. К звонкам, где мне предлагают перевести деньги на безопасный счет. К предложению театральных билетов («вы же любите театр?») за 150 тысяч рублей. А если я посоветую каких-нибудь знакомых, то и за все 300. К сообщению, что ко мне едет какой-то призрачный курьер (сто тысяч одних курьеров), но никак не доедет.
Но сейчас умудрились удивить даже меня.
Звонок. Мужской голос:
– Здравствуйте! Может, вы с детства мечтали стать музыкантом? Стоять на сцене, играть на гитаре? Или на барабане? Раздавать автографы? Это же вы?
– Извините, это не я.
#вконтакте_напомнил
Но сейчас умудрились удивить даже меня.
Звонок. Мужской голос:
– Здравствуйте! Может, вы с детства мечтали стать музыкантом? Стоять на сцене, играть на гитаре? Или на барабане? Раздавать автографы? Это же вы?
– Извините, это не я.
#вконтакте_напомнил
Альбом «ЯГОДАИЛИБОГ»
Поэзия изначально родилась как звук. Это потом ее стали записывать.
И хотя текст действительно живет на белом листе – со своей уникальной «белой» интонацией – иногда хочется вернуться к первоистоку: голосу и звуку тамтама, щипкам и ударам. А потом даже добавить не существующую в первоистоке тяжелую гитару.
И иногда это бывает параллельным прочтением стихотворения.
1 Интро
2 Бедный Данечка
3 Десятина
4 Кащей
5 Чук и Гек
6 Снег
7 Ы
8 Дождь
9 Листоед
10 Приснись мне
11 Музыка
Автор музыки: Михаил Войкин.
Автор текста: Дмитрий Воденников.
В записи принимали участие:
Дмитрий Воденников – стихи, голос;
Михаил Войкин – эл. гитара, бас-гитара, клавишные, вокал (7), сэмплирование, программирование ударных;
Аля Карелина – дополнительный голос и тайный стишок (5), ладошки (8);
Алена Огнева – вокал (3);
Роман Панов – дополнительный голос (11).
Запись голоса на студии радио «Культура»,
звукорежиссер – Юлия Санжаревская, Данила Чумаченко.
Создание и запись музыки на домашней студии в 2024 г.,
звукорежиссер – Михаил Войкин.
Сведение и мастеринг – Михаил Войкин, Виктор Лукашев.
Дизайн обложки – Евгений Кужелев.
https://music.yandex.ru/album/34218288?utm_medium=copy_link
Поэзия изначально родилась как звук. Это потом ее стали записывать.
И хотя текст действительно живет на белом листе – со своей уникальной «белой» интонацией – иногда хочется вернуться к первоистоку: голосу и звуку тамтама, щипкам и ударам. А потом даже добавить не существующую в первоистоке тяжелую гитару.
И иногда это бывает параллельным прочтением стихотворения.
1 Интро
2 Бедный Данечка
3 Десятина
4 Кащей
5 Чук и Гек
6 Снег
7 Ы
8 Дождь
9 Листоед
10 Приснись мне
11 Музыка
Автор музыки: Михаил Войкин.
Автор текста: Дмитрий Воденников.
В записи принимали участие:
Дмитрий Воденников – стихи, голос;
Михаил Войкин – эл. гитара, бас-гитара, клавишные, вокал (7), сэмплирование, программирование ударных;
Аля Карелина – дополнительный голос и тайный стишок (5), ладошки (8);
Алена Огнева – вокал (3);
Роман Панов – дополнительный голос (11).
Запись голоса на студии радио «Культура»,
звукорежиссер – Юлия Санжаревская, Данила Чумаченко.
Создание и запись музыки на домашней студии в 2024 г.,
звукорежиссер – Михаил Войкин.
Сведение и мастеринг – Михаил Войкин, Виктор Лукашев.
Дизайн обложки – Евгений Кужелев.
https://music.yandex.ru/album/34218288?utm_medium=copy_link
Прочитал недавно: осознанные сновидения якобы стали реальностью. Два человека вроде сумели встретиться в одном общем сне.
https://story.ru/istorii-znamenitostej/avtorskie-kolonki/dmitriy-vodennikov-togda-i-pogovorim/
https://story.ru/istorii-znamenitostej/avtorskie-kolonki/dmitriy-vodennikov-togda-i-pogovorim/
story.ru
Дмитрий Воденников: Тогда и поговорим — авторские колонки журнала STORY
Дмитрий Воденников: Тогда и поговорим — авторские колонки журнала STORY. Читайте на нашем сайте.
Нашёл это когда-то, восемь лет назад [теперь уже девять] на заснеженной улице.
Такое одиночество там звучит. Такая печаль.
Ну и это последнее, почти стихотворение:
«…газ, свет, палисадник, велосипед».
#вконтакте_напомнил
Такое одиночество там звучит. Такая печаль.
Ну и это последнее, почти стихотворение:
«…газ, свет, палисадник, велосипед».
#вконтакте_напомнил
Мой второй робот-пылесос (звучит как мой второй ангел, но нет) –идиот.
Он никогда не может вернуться домой, на базу.
Ездит растерянно по комнате, коридору, заедет на кухню.
«Вы не видели мою маму?» «Извините! Вы не видели мою маму!»
Какую маму? Ты сирота. Пространство глухо. Жизнь немилосердна.
И вот он тыкается круглой мордочкой в углы: нет мамы. Въедет круглой попой в угол – нет мамы. Бредет один по пустыне отрочества круглым боком. Нет.
Мамы по-прежнему нет.
Я человек раздражительный, вообще сантиментов не люблю. Но надо его выручать.
Ухвачу его на зад (тут надо именно за зад изловчиться ухватить, спереди – вращающиеся погнутые щеточки: погнулись, когда он въехал в свернутый питоном провод инет-антенны, притаившейся за дверью, и зачем я тогда эту дверь от стены отслонил?), тогда он задергается, зашипит, потом отключится – притворился мертвым.
Несу его к станции. Поставил на пол, толкнул в зад, чтоб он прям туда носом въехал. Он зажегся радостным красным огнем, пьет молоко, спит.
Вот и дома, вот и хорошо, вот и на чужбине усталые люди светлую жизнь себе обрели.
Он никогда не может вернуться домой, на базу.
Ездит растерянно по комнате, коридору, заедет на кухню.
«Вы не видели мою маму?» «Извините! Вы не видели мою маму!»
Какую маму? Ты сирота. Пространство глухо. Жизнь немилосердна.
И вот он тыкается круглой мордочкой в углы: нет мамы. Въедет круглой попой в угол – нет мамы. Бредет один по пустыне отрочества круглым боком. Нет.
Мамы по-прежнему нет.
Я человек раздражительный, вообще сантиментов не люблю. Но надо его выручать.
Ухвачу его на зад (тут надо именно за зад изловчиться ухватить, спереди – вращающиеся погнутые щеточки: погнулись, когда он въехал в свернутый питоном провод инет-антенны, притаившейся за дверью, и зачем я тогда эту дверь от стены отслонил?), тогда он задергается, зашипит, потом отключится – притворился мертвым.
Несу его к станции. Поставил на пол, толкнул в зад, чтоб он прям туда носом въехал. Он зажегся радостным красным огнем, пьет молоко, спит.
Вот и дома, вот и хорошо, вот и на чужбине усталые люди светлую жизнь себе обрели.
Новый цикл.
— Какая огромная жизнь оказалась,
будто в нее уместилось несколько жизней.
Вот давно запорошена солью морскою — одна,
вот лежит под руинами авторская, другая,
вот еще, вот еще, а вот и эта:
я только ее узнаю…
https://unost.org/authors/dmitrij-vodennikov/fityulka/
— Какая огромная жизнь оказалась,
будто в нее уместилось несколько жизней.
Вот давно запорошена солью морскою — одна,
вот лежит под руинами авторская, другая,
вот еще, вот еще, а вот и эта:
я только ее узнаю…
https://unost.org/authors/dmitrij-vodennikov/fityulka/
Журнал «Юность»
Фитюлька - Журнал «Юность»
* * * У меня есть фитюлька — спрячем ее в ярко-солнечную шкатулку. Там всякая бижутерия, которую люди оставили у меня: какие-то кольца, какие-то серьги — и всякая ерунда: любовные письма, счета, даже есть найденные над ванной в высоком подпотолочном…
БАЮБАЮШКИ
Столкнулись случайно с соседкой. У мусорных баков.
– Слушай, – говорит, – а Лёнька-то уехал. Со Светкой своей. В Израиль.
– Ого, – говорю.
– Нашёл время! – продолжает.
– Ага, – осуждающе поддакиваю я.
– Там же война!
Разошлись. Иду себе. Кто такой Лёнька и кто такая Светка, ума не приложу.
...Призрачные люди обступают со всех сторон. Голоса в «Телеграме» (хорошо, что не в голове) жужжат, шепчут, лгут, ссорятся. Угрожают друг другу.
Кто там прячется под чужими постами среди комментариев под разными странными никами? Кто такая Красотка (есть странное ощущение, что этот тролль – мужик)? Кто такой/такая, спрятавшиеся под ником Баюбаюшки?
«Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой». Но никто никому спасительный сон не навеет: все воюют против всех. Часто думаю: сколько же у них, у каждого, телефонов?
...Есть такой дневной телефон, «белый». Там номера родных, сослуживцев, переписка в рабочих и личных чатах. «Проект, Семён, мы должны сдать кровь из носу завтра». «Купи по дороге домой хлеб и вино». «Чувствую, что мы ещё будем видеться (как-то). По крайней мере, мне бы так хотелось».
(Ага, как же: будете вы видеться. Нет.)
А есть такой тёмный телефон, «чёрный».
Там ты назван сам собой «баюбаюшкой». Или сокращением sk. Видимо: sledstvennyj komitet.
Там, в этом чёрном, потаённом твоём, секретном, поганом твоём телефоне ты ходишь по чужим чатам: угрожаешь, темнишь, лжёшь. Тоже пишешь про кровь из носа, но уже другую.
А слова, они же магичны. Если не другому навредят (это как раз вряд ли), то непременно – тебе.
Оседают там, где-то внутри, накапливаются. Шлак словесный лежит, забил все эластичные маленькие трубы. Заполняют мусорные слова опасной известью сердце. Человек, который проглотил слишком много своих же злых слов. (Прям название для большого рассказа.)
...Я не верю в это, но говорят, что человеку, у которого часто ангины, надо выговориться, прокричаться, выплеснуть гнев.
Потому что лжёт себе, не говорит и другим правду, вот и обносит ему горло раз в три месяца гнойным налётом. Пропил курс антибиотиков, но потом изолгался снова словами – и вот проснулся опять, в пять утра, а в горле маленький котик застрял, лапы распёр в разные стороны и когтями так неприятно скребёт. А в голове и во всём теле кто-то включил духовку, сейчас будет тебя изнутри запекать.
...Однажды пожаловался на дрель. В комментарии тогда пришла девушка, сказала: «Неправильный подход. Нужно придумать положительную мотивацию, а так как судьба любит всё делать назло, то вы даёте себе установку: чем дольше он сверлит, тем больше денег у вас будет».
На следующий день проснулся, слышу: опять сверлят. Д-р-р-р-р-р-р-р-р. Я сам себе: «Пусть будет больше денег!» Дрель смолкла. Через какое-то время опять: «Д-р-р-р-р». Я уже в голос: «Пусть будет побольше денег!» Дрель затихла. Потом снова: «Д-р-р». Я удовлетворённо: «Пусть будет больше денег!» Она: «Д-р». Будто звуком своим поперхнулась. Не хочет, дрянь такая, мне денег давать.
И как в воду канула.
Я лежу, и она (где-то там наверху) лежит. Молчим с ней полчаса, прислушиваемся друг к другу. Затаилась.
Надо было о счастье загадывать.
———————
(Колонка в Литературную газету, декабрь 2024)
https://lgz.ru/article/bayubayushki/
Столкнулись случайно с соседкой. У мусорных баков.
– Слушай, – говорит, – а Лёнька-то уехал. Со Светкой своей. В Израиль.
– Ого, – говорю.
– Нашёл время! – продолжает.
– Ага, – осуждающе поддакиваю я.
– Там же война!
Разошлись. Иду себе. Кто такой Лёнька и кто такая Светка, ума не приложу.
...Призрачные люди обступают со всех сторон. Голоса в «Телеграме» (хорошо, что не в голове) жужжат, шепчут, лгут, ссорятся. Угрожают друг другу.
Кто там прячется под чужими постами среди комментариев под разными странными никами? Кто такая Красотка (есть странное ощущение, что этот тролль – мужик)? Кто такой/такая, спрятавшиеся под ником Баюбаюшки?
«Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой». Но никто никому спасительный сон не навеет: все воюют против всех. Часто думаю: сколько же у них, у каждого, телефонов?
...Есть такой дневной телефон, «белый». Там номера родных, сослуживцев, переписка в рабочих и личных чатах. «Проект, Семён, мы должны сдать кровь из носу завтра». «Купи по дороге домой хлеб и вино». «Чувствую, что мы ещё будем видеться (как-то). По крайней мере, мне бы так хотелось».
(Ага, как же: будете вы видеться. Нет.)
А есть такой тёмный телефон, «чёрный».
Там ты назван сам собой «баюбаюшкой». Или сокращением sk. Видимо: sledstvennyj komitet.
Там, в этом чёрном, потаённом твоём, секретном, поганом твоём телефоне ты ходишь по чужим чатам: угрожаешь, темнишь, лжёшь. Тоже пишешь про кровь из носа, но уже другую.
А слова, они же магичны. Если не другому навредят (это как раз вряд ли), то непременно – тебе.
Оседают там, где-то внутри, накапливаются. Шлак словесный лежит, забил все эластичные маленькие трубы. Заполняют мусорные слова опасной известью сердце. Человек, который проглотил слишком много своих же злых слов. (Прям название для большого рассказа.)
...Я не верю в это, но говорят, что человеку, у которого часто ангины, надо выговориться, прокричаться, выплеснуть гнев.
Потому что лжёт себе, не говорит и другим правду, вот и обносит ему горло раз в три месяца гнойным налётом. Пропил курс антибиотиков, но потом изолгался снова словами – и вот проснулся опять, в пять утра, а в горле маленький котик застрял, лапы распёр в разные стороны и когтями так неприятно скребёт. А в голове и во всём теле кто-то включил духовку, сейчас будет тебя изнутри запекать.
...Однажды пожаловался на дрель. В комментарии тогда пришла девушка, сказала: «Неправильный подход. Нужно придумать положительную мотивацию, а так как судьба любит всё делать назло, то вы даёте себе установку: чем дольше он сверлит, тем больше денег у вас будет».
На следующий день проснулся, слышу: опять сверлят. Д-р-р-р-р-р-р-р-р. Я сам себе: «Пусть будет больше денег!» Дрель смолкла. Через какое-то время опять: «Д-р-р-р-р». Я уже в голос: «Пусть будет побольше денег!» Дрель затихла. Потом снова: «Д-р-р». Я удовлетворённо: «Пусть будет больше денег!» Она: «Д-р». Будто звуком своим поперхнулась. Не хочет, дрянь такая, мне денег давать.
И как в воду канула.
Я лежу, и она (где-то там наверху) лежит. Молчим с ней полчаса, прислушиваемся друг к другу. Затаилась.
Надо было о счастье загадывать.
———————
(Колонка в Литературную газету, декабрь 2024)
https://lgz.ru/article/bayubayushki/
lgz.ru
Баюбаюшки
Информационное агентство «Литературная газета» это новости культуры и поэзии. Статьи и интервью на актуальные темы, блоги интересных людей, Видео- и текстовые трансляций событий, спецпроекты и отличные рекламные возможности.
Вконтакте напомнил: две фотографии Николая Хорунжия, которые отличаются только деталями.
«Мать мыла-мыла, а вот он, заявился, не запылился».
Естественно, не запылился: ребёнок мокрый.
Смотрит себе под ноги, под ногами лужа. И сам отражается в намытом полу.
(Блямс, – это с шапочки упал ком снега.)
Что самое главное в детстве?
Умение молчать.
Мы владели молчанием в совершенстве.
«Сидоров, ты что молчишь? Что ты можешь сказать в своё оправдание?»
Молчи, Сидоров, мой тебе совет.
Сами пусть придумывают тебе оправдание. У них лучше получится.
«Ванечка, ну как же так? Как же ты мог? Мать на двух работах, одна, а ещё хозяйство».
Молчи, Ванечка.
Ты не просил о двух работах. Ты у папки просил конструктор и трехколёсный велосипед. Но где этот папка и где, кстати, велосипед?
И неважно, что ты сейчас не в фокусе, это, может быть, даже лучше: постоишь в углу, несфокусированный, или посидишь на диване, в изгнании, незаметный, тихий, как тень, как снег; потом позовут ужинать.
За ужином – молчание, значит, ещё виноват. «Не сёрбай, когда пьёшь».
О, значит, уже скоро простят.
На тарелке – котлета, картошка, может, немного квашеной капусты. Рядом на столе хлеб. Кормили тогда, как на убой. Никаких тебе диет. На дворе 1960-й год.
Потом ляжешь спать, уже поплывешь, но видишь как будто: улица, снег, горка, ты летишь с неё, шарф так туго завязан, что дышать трудно, под шубкой кофта, ещё одна, там ещё рубашка бумазейная, под ней майка с лямками, жарко, душно, хлоп –тебя накрывает белый ком сна, ты ещё посёрбаешь губами, в сон уплывая, и нет тебя.
Только затарахтит редкая машина во дворе (дворы же пустые стояли, это сейчас всё в машинах, как статья в слове «партия» в газете «Правда»). Папка вернулся. Стоит виноватый, в руках конструктор (не велосипед).
– Зина, прости меня. С той Зинкой у меня всё.
«Мать мыла-мыла, а вот он, заявился, не запылился».
Естественно, не запылился: ребёнок мокрый.
Смотрит себе под ноги, под ногами лужа. И сам отражается в намытом полу.
(Блямс, – это с шапочки упал ком снега.)
Что самое главное в детстве?
Умение молчать.
Мы владели молчанием в совершенстве.
«Сидоров, ты что молчишь? Что ты можешь сказать в своё оправдание?»
Молчи, Сидоров, мой тебе совет.
Сами пусть придумывают тебе оправдание. У них лучше получится.
«Ванечка, ну как же так? Как же ты мог? Мать на двух работах, одна, а ещё хозяйство».
Молчи, Ванечка.
Ты не просил о двух работах. Ты у папки просил конструктор и трехколёсный велосипед. Но где этот папка и где, кстати, велосипед?
И неважно, что ты сейчас не в фокусе, это, может быть, даже лучше: постоишь в углу, несфокусированный, или посидишь на диване, в изгнании, незаметный, тихий, как тень, как снег; потом позовут ужинать.
За ужином – молчание, значит, ещё виноват. «Не сёрбай, когда пьёшь».
О, значит, уже скоро простят.
На тарелке – котлета, картошка, может, немного квашеной капусты. Рядом на столе хлеб. Кормили тогда, как на убой. Никаких тебе диет. На дворе 1960-й год.
Потом ляжешь спать, уже поплывешь, но видишь как будто: улица, снег, горка, ты летишь с неё, шарф так туго завязан, что дышать трудно, под шубкой кофта, ещё одна, там ещё рубашка бумазейная, под ней майка с лямками, жарко, душно, хлоп –тебя накрывает белый ком сна, ты ещё посёрбаешь губами, в сон уплывая, и нет тебя.
Только затарахтит редкая машина во дворе (дворы же пустые стояли, это сейчас всё в машинах, как статья в слове «партия» в газете «Правда»). Папка вернулся. Стоит виноватый, в руках конструктор (не велосипед).
– Зина, прости меня. С той Зинкой у меня всё.
https://story.ru/istorii-znamenitostej/avtorskie-kolonki/dmitriy-vodennikov-vasechka-i-tanechka/
…можно чихнуть, можно плюнуть, причем иногда три раза, через плечо, можно пошептать на воду, можно одежду наизнанку надеть.
…можно чихнуть, можно плюнуть, причем иногда три раза, через плечо, можно пошептать на воду, можно одежду наизнанку надеть.
story.ru
Дмитрий Воденников: Васечка и Танечка — авторские колонки журнала STORY
Дмитрий Воденников: Васечка и Танечка — авторские колонки журнала STORY. Читайте на нашем сайте.
Это было пять лет тому назад. В Израиле. У моих друзей. Я проснулся рано (я всегда теперь просыпаюсь рано), пошёл на кухню попить водички и успел заснять котика. Он ходил там по своим котиковым делам. (Что там бродит в его голове, когда он сам бродит по спящему дому, нам не узнать. Берет на прикус серебристую мышь? Ищет своего двойника? Плывёт сквозь века?)
Синий котиковый шарик удачно выкатился в полоску света. Или я сам его положил? Теперь тоже никогда не узнаем.
Но котик есть, синий шарик есть, полоска света и тьма сзади есть. Котик выходит из тьмы, как будто трогая лапкой воду, и этот котик теперь на относительное всегда.
Благословим же котика.
#с_наступающим
Синий котиковый шарик удачно выкатился в полоску света. Или я сам его положил? Теперь тоже никогда не узнаем.
Но котик есть, синий шарик есть, полоска света и тьма сзади есть. Котик выходит из тьмы, как будто трогая лапкой воду, и этот котик теперь на относительное всегда.
Благословим же котика.
#с_наступающим
СЧАСТЬЕ ВНУТРИ
У меня есть для вас почти рождественская история. Правда, она случилась задолго до Рождества Христова, до первых людей, до появления в доисторических лесах наших предков – человекообразных обезьян, и вообще до всего.
Потому что это случилось 750 миллионов лет назад.
И если что и было тогда на планете Земля, то лишь какие-то первые бактерии. Они мирно болтались рядом с примитивными водорослями и в ус себе не дули. Как выяснилось, напрасно.
Потому что именно тогда наша планета и пережила свою очередную катастрофу. И полностью покрылась льдом. От полюса до полюса. Как блестящим лаком елочная игрушка. Эту гипотезу ученые и назвали «Земля-снежок».
Представьте себе.
Летит в космическом пространстве планета, полностью скованная льдом. И всё, что вы любили на ней: ее голубой цвет, ее материки (надо сказать тогда выглядевшие сверху совсем иначе), вашу будущую родину, какую-то крошечную точку на ней, которую потом назовут вашим городом, чьи-то грядущие руки и губы, которые прикоснутся к вам в темноте, да вы сами в далекой проекции – всё это погребено под толщей льда.
Земля и будущее человечество были обречены.
И тем не менее мы с вами живем и вы даже читаете этот познавательный текст.
Что же произошло?
… К слову сказать, не только вся будущая жизнь на планете Земля была тогда погребена, но и учитель внутри меня. Сейчас.
Поэтому если у меня есть возможность, я всегда проделываю со своими знакомыми один и тот же трюк. Рассказываю им про этот факт, или про эту гипотезу, если угодно. А потом спрашиваю, как несколькими строчками выше вас спросил: - Так что же произошло? Почему мы существуем с вами здесь и сейчас?
Несчастный отставит чашку, скуксится, глаза отведет.
– Не знаю, – отвечает.
– А вы подумайте! – говорю я.
– Может метеорит попал в Землю? – говорит скучным голосом тот.
– Нет! – отвечаю я.
– Может, Солнце лед растопило?
– Опять нет. Лед – отличный отражатель, и большая часть тепла уходила в космос!
– Можно я уже пойду? – спрашивает. – Мне домой нужно, Дмитрий Борисович.
И вот тут мы подходим к самому интересному.
… Оказывается, что спасла нашу планету ее собственная геологическая активность. Расплавленное ядро Земли, которое выплескивалось время от времени, пробивая лед, на поверхность Земли и которое как раз и насытило атмосферу углекислым газом. Да-да, тем самым который теперь нам грозит парниковым эффектом и изменением климата.
Изменение климата и произошло.
Вулканы продолжали извергаться, раз за разом, век за веком, взрывали лед, выбрасывали газ, и за большое – непредставимо большое для нас, людей, бабочек и обезьян – количество лет извержений накопилось достаточное количество парниковых газов — метана и углекислого газа, способных удержать тепло и растопить Землю.
Ну а потом всё пошло по накатанному.
Температура воздуха стала немного повышаться. Постепенно части материков начали освобождаться ото льда. И как следствие, чрезвычайно быстро по геологическим меркам — примерно за тысячу лет – лед и растаял.
К слову сказать, к этому времени под слоем льда образовалась новая экосистема, которая и обеспечила дальнейший приток углекислого газа в атмосферу Земли и не дала ей снова замерзнуть.
И вот я сижу под воображаемой елочкой (мне лень ее наряжать), ем салат, купленный в соседнем супермаркете, и думаю: – Какая отличная метафора всей нашей жизни.
Замороженные холодом, скованные льдом, без любви или с остатками любви, мы летим в нашем безвоздушном космическом пространстве. Никому не нужные, никем не любимые.
И нам кажется. Вот придет человек. Растопит нас. И тогда мы заживем. И все увидят, какие мы зеленые и золотые. Какие в нас таятся океаны нежности и любви. И сколько в нашей жизни еще могло бы произойти.
Но никто не приходит.
И бабочка никогда не вылупится из мертвого, на первый взгляд, кокона. И не посмотрит на мир своими тревожными хищными глазами. И не вспорхнет на стену.
Потому что всё дело не в них, а в нас. Счастье – оно внутри.
У Набокова был об этом рассказ.
У меня есть для вас почти рождественская история. Правда, она случилась задолго до Рождества Христова, до первых людей, до появления в доисторических лесах наших предков – человекообразных обезьян, и вообще до всего.
Потому что это случилось 750 миллионов лет назад.
И если что и было тогда на планете Земля, то лишь какие-то первые бактерии. Они мирно болтались рядом с примитивными водорослями и в ус себе не дули. Как выяснилось, напрасно.
Потому что именно тогда наша планета и пережила свою очередную катастрофу. И полностью покрылась льдом. От полюса до полюса. Как блестящим лаком елочная игрушка. Эту гипотезу ученые и назвали «Земля-снежок».
Представьте себе.
Летит в космическом пространстве планета, полностью скованная льдом. И всё, что вы любили на ней: ее голубой цвет, ее материки (надо сказать тогда выглядевшие сверху совсем иначе), вашу будущую родину, какую-то крошечную точку на ней, которую потом назовут вашим городом, чьи-то грядущие руки и губы, которые прикоснутся к вам в темноте, да вы сами в далекой проекции – всё это погребено под толщей льда.
Земля и будущее человечество были обречены.
И тем не менее мы с вами живем и вы даже читаете этот познавательный текст.
Что же произошло?
… К слову сказать, не только вся будущая жизнь на планете Земля была тогда погребена, но и учитель внутри меня. Сейчас.
Поэтому если у меня есть возможность, я всегда проделываю со своими знакомыми один и тот же трюк. Рассказываю им про этот факт, или про эту гипотезу, если угодно. А потом спрашиваю, как несколькими строчками выше вас спросил: - Так что же произошло? Почему мы существуем с вами здесь и сейчас?
Несчастный отставит чашку, скуксится, глаза отведет.
– Не знаю, – отвечает.
– А вы подумайте! – говорю я.
– Может метеорит попал в Землю? – говорит скучным голосом тот.
– Нет! – отвечаю я.
– Может, Солнце лед растопило?
– Опять нет. Лед – отличный отражатель, и большая часть тепла уходила в космос!
– Можно я уже пойду? – спрашивает. – Мне домой нужно, Дмитрий Борисович.
И вот тут мы подходим к самому интересному.
… Оказывается, что спасла нашу планету ее собственная геологическая активность. Расплавленное ядро Земли, которое выплескивалось время от времени, пробивая лед, на поверхность Земли и которое как раз и насытило атмосферу углекислым газом. Да-да, тем самым который теперь нам грозит парниковым эффектом и изменением климата.
Изменение климата и произошло.
Вулканы продолжали извергаться, раз за разом, век за веком, взрывали лед, выбрасывали газ, и за большое – непредставимо большое для нас, людей, бабочек и обезьян – количество лет извержений накопилось достаточное количество парниковых газов — метана и углекислого газа, способных удержать тепло и растопить Землю.
Ну а потом всё пошло по накатанному.
Температура воздуха стала немного повышаться. Постепенно части материков начали освобождаться ото льда. И как следствие, чрезвычайно быстро по геологическим меркам — примерно за тысячу лет – лед и растаял.
К слову сказать, к этому времени под слоем льда образовалась новая экосистема, которая и обеспечила дальнейший приток углекислого газа в атмосферу Земли и не дала ей снова замерзнуть.
И вот я сижу под воображаемой елочкой (мне лень ее наряжать), ем салат, купленный в соседнем супермаркете, и думаю: – Какая отличная метафора всей нашей жизни.
Замороженные холодом, скованные льдом, без любви или с остатками любви, мы летим в нашем безвоздушном космическом пространстве. Никому не нужные, никем не любимые.
И нам кажется. Вот придет человек. Растопит нас. И тогда мы заживем. И все увидят, какие мы зеленые и золотые. Какие в нас таятся океаны нежности и любви. И сколько в нашей жизни еще могло бы произойти.
Но никто не приходит.
И бабочка никогда не вылупится из мертвого, на первый взгляд, кокона. И не посмотрит на мир своими тревожными хищными глазами. И не вспорхнет на стену.
Потому что всё дело не в них, а в нас. Счастье – оно внутри.
У Набокова был об этом рассказ.
(См.выше)
Когда герой сидит у себя в комнате, когда-то переживший настоящую трагедию, думает про то, что всё бессмысленно, все плохо, все незачем. И вдруг.
«…И в то же мгновение щелкнуло что-то – тонкий звук – как будто лопнула натянутая резина. Слепцов открыл глаза и увидел: в бисквитной коробке торчит прорванный кокон, а по стене, над столом, быстро ползет вверх черное сморщенное существо величиной с мышь. Оно остановилось, вцепившись шестью черными мохнатыми лапками в стену, и стало странно трепетать. Оно вылупилось оттого, что изнемогающий от горя человек перенес жестяную коробку к себе, в теплую комнату, оно вырвалось оттого, что сквозь тугой шелк кокона проникло тепло, оно так долго ожидало этого, так напряженно набиралось сил и вот теперь, вырвавшись, медленно и чудесно росло. Медленно разворачивались смятые лоскутки, бархатные бахромки, крепли, наливаясь воздухом, веерные жилы. Оно стало крылатым незаметно, как незаметно становится прекрасным мужающее лицо. И крылья – еще слабые, еще влажные — все продолжали расти, расправляться, вот развернулись до предела, положенного им Богом, – и на стене уже была – вместо комочка, вместо черной мыши,— громадная ночная бабочка, индийский шелкопряд, что летает, как птица, в сумраке, вокруг фонарей Бомбея.
И тогда простертые крылья, загнутые на концах, темно-бархатные, с четырьмя слюдяными оконцами, вздохнули в порыве нежного, восхитительного, почти человеческого счастья».
Помните, я вам обещал отличную предрождественскую историю?
____
(старый текст 2016 года для Газеты.ру)
#вконтакте_напомнил
Когда герой сидит у себя в комнате, когда-то переживший настоящую трагедию, думает про то, что всё бессмысленно, все плохо, все незачем. И вдруг.
«…И в то же мгновение щелкнуло что-то – тонкий звук – как будто лопнула натянутая резина. Слепцов открыл глаза и увидел: в бисквитной коробке торчит прорванный кокон, а по стене, над столом, быстро ползет вверх черное сморщенное существо величиной с мышь. Оно остановилось, вцепившись шестью черными мохнатыми лапками в стену, и стало странно трепетать. Оно вылупилось оттого, что изнемогающий от горя человек перенес жестяную коробку к себе, в теплую комнату, оно вырвалось оттого, что сквозь тугой шелк кокона проникло тепло, оно так долго ожидало этого, так напряженно набиралось сил и вот теперь, вырвавшись, медленно и чудесно росло. Медленно разворачивались смятые лоскутки, бархатные бахромки, крепли, наливаясь воздухом, веерные жилы. Оно стало крылатым незаметно, как незаметно становится прекрасным мужающее лицо. И крылья – еще слабые, еще влажные — все продолжали расти, расправляться, вот развернулись до предела, положенного им Богом, – и на стене уже была – вместо комочка, вместо черной мыши,— громадная ночная бабочка, индийский шелкопряд, что летает, как птица, в сумраке, вокруг фонарей Бомбея.
И тогда простертые крылья, загнутые на концах, темно-бархатные, с четырьмя слюдяными оконцами, вздохнули в порыве нежного, восхитительного, почти человеческого счастья».
Помните, я вам обещал отличную предрождественскую историю?
____
(старый текст 2016 года для Газеты.ру)
#вконтакте_напомнил
Последний день праздников. Завтра уже позовут в школу. «Ну как ты, Васечка? Всё забыл за каникулы? А ну иди отвечать!»
И ты идешь.
Всё забыл, всё: в голове неразлинованная тетрадь зимы. Осиротевший учебник. Буквы осыпались – их склевали воробьи.
Картинки тоже осыпались.
«Мама мыла раму». Второй закон термодинамики. Жы-шы пиши через ы. Или наоборот.
Ничего не помнишь. Зачем было столько веселья? С чего? Мы и забыли, что мы не птицы: рождены не для счастья, а чтобы его потом расхлебывать.
«Ну что молчишь, Васечка?» – спрашивает тебя жизнь Нелля Семеновна. Будто бы ласково. «Как там у тебя с любовью? Ну бог с ней с любовью: кто тебя такого полюбит, грязнулю, посмотри на себя, неряха! Как у тебя хоть с личной жизнью? Нет? А годков тебе сколько? Снова не помнишь? А кто будет помнить? Пушкин?»
Пушкин, конечно, ответит за всё, но сейчас даже Пушкин молчит.
Стоит рядом с тобой, ковыряет мыском паркет. Тоже всё забыл.
Кто такая Керн? кто такая Наталья Николавна? кто такой Дантес? где она, эта чертова Черная речка, куда впадает Волга и кто умнейший муж России – как корова языком слизала.
«Я учил, – канючит, – Нелля Семеновна! Правда!» (Врун.)
…Последний день праздника это тебе не первый. Там мы рассчитывали на чудо, теперь – рассчитываем только на авось.
Учимся говорить заново.
Ма-ма мы-ла ра-му. Жи-ши пи-ши че-рез «и». Критерием самопроизвольного протекания процесса в изолированной системе является ΔS>0, равновесия – ΔS=0. (Ну это хоть по слогам повторяй, хоть без слогов – всё равно не поймешь.)
Это трудно. Это стыдно. Особенно, когда последний день праздника приходится на воскресенье: всё же вообще закрыто, лишнее унижение, дополнительное слепое пятно.
Но вот постепенно, шаг за шагом, степ бай степ к десятому января мы наконец освоимся, что-то вспомним.
Что дуб – это дерево, роза – цветок, олень – это животное, воробей – это птица, что зовут нас не Васечка, отечество у каждого свое. А смерть неизбежна.
Эх, Пушкин-Пушкин. А ведь мы так на тебя надеялись.
#вконтакте_напомнил
И ты идешь.
Всё забыл, всё: в голове неразлинованная тетрадь зимы. Осиротевший учебник. Буквы осыпались – их склевали воробьи.
Картинки тоже осыпались.
«Мама мыла раму». Второй закон термодинамики. Жы-шы пиши через ы. Или наоборот.
Ничего не помнишь. Зачем было столько веселья? С чего? Мы и забыли, что мы не птицы: рождены не для счастья, а чтобы его потом расхлебывать.
«Ну что молчишь, Васечка?» – спрашивает тебя жизнь Нелля Семеновна. Будто бы ласково. «Как там у тебя с любовью? Ну бог с ней с любовью: кто тебя такого полюбит, грязнулю, посмотри на себя, неряха! Как у тебя хоть с личной жизнью? Нет? А годков тебе сколько? Снова не помнишь? А кто будет помнить? Пушкин?»
Пушкин, конечно, ответит за всё, но сейчас даже Пушкин молчит.
Стоит рядом с тобой, ковыряет мыском паркет. Тоже всё забыл.
Кто такая Керн? кто такая Наталья Николавна? кто такой Дантес? где она, эта чертова Черная речка, куда впадает Волга и кто умнейший муж России – как корова языком слизала.
«Я учил, – канючит, – Нелля Семеновна! Правда!» (Врун.)
…Последний день праздника это тебе не первый. Там мы рассчитывали на чудо, теперь – рассчитываем только на авось.
Учимся говорить заново.
Ма-ма мы-ла ра-му. Жи-ши пи-ши че-рез «и». Критерием самопроизвольного протекания процесса в изолированной системе является ΔS>0, равновесия – ΔS=0. (Ну это хоть по слогам повторяй, хоть без слогов – всё равно не поймешь.)
Это трудно. Это стыдно. Особенно, когда последний день праздника приходится на воскресенье: всё же вообще закрыто, лишнее унижение, дополнительное слепое пятно.
Но вот постепенно, шаг за шагом, степ бай степ к десятому января мы наконец освоимся, что-то вспомним.
Что дуб – это дерево, роза – цветок, олень – это животное, воробей – это птица, что зовут нас не Васечка, отечество у каждого свое. А смерть неизбежна.
Эх, Пушкин-Пушкин. А ведь мы так на тебя надеялись.
#вконтакте_напомнил
О перекличках. #вконтакте_напомнил
Вот говорят: «одна великолепная цитата». Ну не настолько же.
Все люди моего и старше поколения помнят Решетникова Фёдора Павловича.
То есть, конечно, Решетникова конкретно, может, не все и не помнят – а вот его «Опять двойка» помним все.
Была такая репродукция в одном из учебников, дай бог памяти, за какой класс.
И мама сидит, уронив золотые руки, и дитя-оболтус стоит, на катке до этого накатавшись, и зануда-сестра готова к осуждению (сестра за брата не отвечает), и младший брат не отстаёт, злорадствует. Но главное – пёс, пёс. Он тут единственный, кто не ознакомлен с линией партии. Ему все равно за что любить. Ну двойка и двойка.
Впрочем, пёс его знает, может, и он когда-то двоечника тоже осуждал. 67 лет назад. Ещё до революции.
_
Увидел в ленте картину Дмитрия Жукова «Провалился». (1885 год.) Спасибо умным людям.
Судьба художника не баловала, премию ему дали, но не выдали. Ему даже места потом в общежитии, старику, не выделили. Жил у знакомого кучера (это почти Воробьянинов, только тот у дворника и недолго). Обладал несносным характером. Ушёл добровольно из жизни, когда ему было 62. А ведь профессор Савицкий его называл жемчужиной школы.
Но нас сейчас будет интересовать не судьба художника, а один его персонаж, которого не сразу-то нам и видно. Сперва ты выделяешь чёрно-серые фигуры: шинель провалившегося, темное платье матери, бабушку в дверях. И только потом за белоснежной, чуть вздыбленной тканью на швейной машинке ты разглядишь другую ткань высокой подушки и потом на подушке лицо. Чахотка? Брат? Сестра? Скарлатина?
Насколько же в советской картине все лучше: и синий цвет стен (как за алтарем), и праздничный красный (алый галстук, фартук у матери, бордовые штанишки на брате), и золотой пол и солнечный воротник на двоечнике.
Но главное, дверь открыта, а там окно, окно: морозный воздух, разомкнутое пространство, даже фикус и соседское окно, в которое, высунувшись, уткнёшься, не мешают.
Но самое важное: сам Решетников закончил получше Жукова.
Автор книги «Моя работа над картиной «Опять двойка»».
Действительный член Академии художеств, член президиума, вице-президент (последние два года даже в перестройку). Похоронен на Ваганьковском кладбище.
Это же надо. Целая книга «Моя работа над картиной опять двойка». (Леонардо да Винчи «Как я работал над «Моной Лизой». Харменс ван Рейн Рембрандт «Как я работал над картиной «Ночной дозор». Ван Гог «Как я работал над картиной «Вороны над пшеничным полем». Каземир Малевич «Зачем я работал над Чёрным квадратом?!»)
Вывод один: исправь двойку — всё будет хорошо.
Вот говорят: «одна великолепная цитата». Ну не настолько же.
Все люди моего и старше поколения помнят Решетникова Фёдора Павловича.
То есть, конечно, Решетникова конкретно, может, не все и не помнят – а вот его «Опять двойка» помним все.
Была такая репродукция в одном из учебников, дай бог памяти, за какой класс.
И мама сидит, уронив золотые руки, и дитя-оболтус стоит, на катке до этого накатавшись, и зануда-сестра готова к осуждению (сестра за брата не отвечает), и младший брат не отстаёт, злорадствует. Но главное – пёс, пёс. Он тут единственный, кто не ознакомлен с линией партии. Ему все равно за что любить. Ну двойка и двойка.
Впрочем, пёс его знает, может, и он когда-то двоечника тоже осуждал. 67 лет назад. Ещё до революции.
_
Увидел в ленте картину Дмитрия Жукова «Провалился». (1885 год.) Спасибо умным людям.
Судьба художника не баловала, премию ему дали, но не выдали. Ему даже места потом в общежитии, старику, не выделили. Жил у знакомого кучера (это почти Воробьянинов, только тот у дворника и недолго). Обладал несносным характером. Ушёл добровольно из жизни, когда ему было 62. А ведь профессор Савицкий его называл жемчужиной школы.
Но нас сейчас будет интересовать не судьба художника, а один его персонаж, которого не сразу-то нам и видно. Сперва ты выделяешь чёрно-серые фигуры: шинель провалившегося, темное платье матери, бабушку в дверях. И только потом за белоснежной, чуть вздыбленной тканью на швейной машинке ты разглядишь другую ткань высокой подушки и потом на подушке лицо. Чахотка? Брат? Сестра? Скарлатина?
Насколько же в советской картине все лучше: и синий цвет стен (как за алтарем), и праздничный красный (алый галстук, фартук у матери, бордовые штанишки на брате), и золотой пол и солнечный воротник на двоечнике.
Но главное, дверь открыта, а там окно, окно: морозный воздух, разомкнутое пространство, даже фикус и соседское окно, в которое, высунувшись, уткнёшься, не мешают.
Но самое важное: сам Решетников закончил получше Жукова.
Автор книги «Моя работа над картиной «Опять двойка»».
Действительный член Академии художеств, член президиума, вице-президент (последние два года даже в перестройку). Похоронен на Ваганьковском кладбище.
Это же надо. Целая книга «Моя работа над картиной опять двойка». (Леонардо да Винчи «Как я работал над «Моной Лизой». Харменс ван Рейн Рембрандт «Как я работал над картиной «Ночной дозор». Ван Гог «Как я работал над картиной «Вороны над пшеничным полем». Каземир Малевич «Зачем я работал над Чёрным квадратом?!»)
Вывод один: исправь двойку — всё будет хорошо.