Журнал "Достоевский и мировая культура" ИМЛИ РАН

"Место, которое занимают утопия и эсхатология в литературе и философской мысли русского модернизма, непосредственно связано с тем положением, которое занимает Ф.М. Достоевский в русской культуре рубеже веков. Однако чтобы это стало сколько-нибудь очевидно — и чтобы стали понятны причины такого положения вещей, следует определить, что, собственно, представляет собой эсхатология, не сведенная к бытовым представлениям об ужасах перед концом света.

Но сначала все же необходимо сказать об уникальном положении Достоевского и о в высшей степени необычном восприятии его творчества. Достоевский на рубеже XIX–XX веков, по свидетельству деятелей этого времени, воспринимается как фигура, определяющая как личные жизненные проекты, так и общее пространство культуры. «“Серебряный век” переживает Достоевского не как проблему в ряду проблем, но как тему жизни» [Исупов, 2000, с. 4]. Вот несколько высказываний, почти произвольно выбранных из этого огромного корпуса и посвященных именно восприятию положения Достоевского в центре эпохи.

В.В. Розанов: «Достоевский живет в нас. Его музыка никогда не умрет» [Розанов, 1990, с. 523].

«Достоевский имел определяющее значение в моей духовной жизни. Еще мальчиком получил я прививку от Достоевского. Он потряс мою душу более, чем кто-либо из писателей и мыслителей. Я всегда делил людей на людей Достоевского и людей, чуждых его духу. Очень ранняя направленность моего сознания на философские вопросы была связана с “проклятыми вопросами” Достоевского. Каждый раз, когда я перечитывал Достоевского, он открывался мне все с новых и новых сторон» [Бердяев, 1997, с. 205].

Эти слова Н.А. Бердяева мог бы повторить о себе весь «рубеж веков». Бердяев же свидетельствует, что именно обращение к Достоевскому было первым моментом, когда в нем, пятнадцатилетнем мальчике возникло ощущение Христа и ощущение близости Христа: «В юности с пронизывающей остротой запала в мою душу тема “Легенды о Великом Инквизиторе”. Мое первое обращение ко Христу было обращением к образу Христа в “Легенде”» [Бердяев, 1997, с. 205].

Это — в сущности, дикое для человека христианской культуры признание Бердяева — свидетельство того, из какого духовного обморока извлекал Достоевский «рубеж веков». Это также свидетельство и того, что духовный климат XIX века в России гораздо меньше отличался от духовного климата не знавшего Евангелия XX века, чем мы обычно полагаем. Дети, которые подросли к моменту рубежа XIX–XX веков, очень часто встречались со Христом впервые именно в произведениях Достоевского — так же, как это происходило в 70-х годах XX века".

Из книги: Касаткина Т.А. «Мы будем — лица…» Аналитико-синтетическое чтение произведений Достоевского / отв. ред. Т.Г. Магарил-Ильяева. — М.: ИМЛИ РАН, 2023. — 432 с.

www.tgoop.com/dostmirkult/1076

9.2K viewsAug 31, 2024 at 10:11

"Место, которое занимают утопия и эсхатология в литературе и философской мысли русского модернизма, непосредственно связано с тем положением, которое занимает Ф.М. Достоевский в русской культуре рубеже веков. Однако чтобы это стало сколько-нибудь очевидно — и чтобы стали понятны причины такого положения вещей, следует определить, что, собственно, представляет собой эсхатология, не сведенная к бытовым представлениям об ужасах перед концом света.

Но сначала все же необходимо сказать об уникальном положении Достоевского и о в высшей степени необычном восприятии его творчества. Достоевский на рубеже XIX–XX веков, по свидетельству деятелей этого времени, воспринимается как фигура, определяющая как личные жизненные проекты, так и общее пространство культуры. «“Серебряный век” переживает Достоевского не как проблему в ряду проблем, но как тему жизни» [Исупов, 2000, с. 4]. Вот несколько высказываний, почти произвольно выбранных из этого огромного корпуса и посвященных именно восприятию положения Достоевского в центре эпохи.

В.В. Розанов: «Достоевский живет в нас. Его музыка никогда не умрет» [Розанов, 1990, с. 523].

«Достоевский имел определяющее значение в моей духовной жизни. Еще мальчиком получил я прививку от Достоевского. Он потряс мою душу более, чем кто-либо из писателей и мыслителей. Я всегда делил людей на людей Достоевского и людей, чуждых его духу. Очень ранняя направленность моего сознания на философские вопросы была связана с “проклятыми вопросами” Достоевского. Каждый раз, когда я перечитывал Достоевского, он открывался мне все с новых и новых сторон» [Бердяев, 1997, с. 205].

Эти слова Н.А. Бердяева мог бы повторить о себе весь «рубеж веков». Бердяев же свидетельствует, что именно обращение к Достоевскому было первым моментом, когда в нем, пятнадцатилетнем мальчике возникло ощущение Христа и ощущение близости Христа: «В юности с пронизывающей остротой запала в мою душу тема “Легенды о Великом Инквизиторе”. Мое первое обращение ко Христу было обращением к образу Христа в “Легенде”» [Бердяев, 1997, с. 205].

Это — в сущности, дикое для человека христианской культуры признание Бердяева — свидетельство того, из какого духовного обморока извлекал Достоевский «рубеж веков». Это также свидетельство и того, что духовный климат XIX века в России гораздо меньше отличался от духовного климата не знавшего Евангелия XX века, чем мы обычно полагаем. Дети, которые подросли к моменту рубежа XIX–XX веков, очень часто встречались со Христом впервые именно в произведениях Достоевского — так же, как это происходило в 70-х годах XX века".

Из книги: Касаткина Т.А. «Мы будем — лица…» Аналитико-синтетическое чтение произведений Достоевского / отв. ред. Т.Г. Магарил-Ильяева. — М.: ИМЛИ РАН, 2023. — 432 с.

BY Журнал "Достоевский и мировая культура" ИМЛИ РАН