Notice: file_put_contents(): Write of 207 bytes failed with errno=28 No space left on device in /var/www/tgoop/post.php on line 50
Warning: file_put_contents(): Only 12288 of 12495 bytes written, possibly out of free disk space in /var/www/tgoop/post.php on line 50 Журнал "Достоевский и мировая культура" ИМЛИ РАН@dostmirkult P.1097
Татьяна Касаткина: "Теперь лишь несколько слов о том, как принцип Достоевского реализуется в поэме Блока «Двенадцать». Надо заметить, что поэма Блока совершенно нечитаема, если не видеть, что он там на каждом шагу не просто цитирует Достоевского, но обращается к его образной системе, простраивая свою образную систему в опоре на ряд его произведений (о выстреле в Христа у Достоевского как прецедентном для произведения Блока см.: [Касаткина, 2011], об «Идиоте» и «Преступлении и наказании» как базовых текстах для «Двенадцати» см.: [Касаткина, 2015]).
Блок Достоевским разговаривал. Если читать статьи Блока, зная хорошо произведения Достоевского, то видно, что Блок контаминирует фразы из произведений Достоевского, цитаты и аллюзии на его произведения примерно так же, как сам Достоевский это проделывал с Евангелием.
Чтобы читать «Двенадцать» не как роковое падение Блока и радикальное повреждение его творчества, нужно помнить, что его образ Христа и его выстрелы в Христа должны пониматься на фоне главы «Дневника писателя» о выстреле в причастие, где перед стреляющим в момент прицеливания впервые появляется Христос — и нужно осознавать, что уже во времена Достоевского, но еще более во времена Блока ситуация становится такой, что чтобы встретиться со Христом — нужно было в Него прицелится. То есть — нужно было радикально вывести отношение с Ним из всего привычного, установленного и даже иногда навязанного (каким в какой-то момент становится во вступившей в союз с государством церкви даже принятие причастия), нужно было перевести их в самую крайнюю крайность (то есть — в эсхатон).
А выстрел в Катьку радикально трансформируется на фоне выстрела Свидригайлова себе в голову — и его последних снов, в которых он обнаруживает, что место его души почти заняла малолетняя, но древняя демоница, проклятая «пятилетняя», пытающаяся его соблазнить, им овладеть. Он в этот момент видит, что он поселил в себе на месте своей души и понимает, что единственное, что он может сделать для того, чтобы радикально убрать это из мира — это выстрелить в себя.
Заметим, что все последние действия Свидригайлова направлены на то, чтобы очистить мир от греха не сладострастия даже, а вампирического существования духа за счет растления себя, своей плоти, и плоти и души другого существа. Об этом растлении он скажет однажды как о последнем основании своего бытия, своего рода новом «эсхатоне», который, правда, слишком быстро оказывается разрушенным до конца: «На одну только анатомию теперь и надеюсь, ей Богу!» [Достоевский, 1972–1990, т. 6, с. 217] — и еще, в другом месте: «В этом разврате, по крайней мере, есть нечто постоянное, основанное даже на природе и не подверженное фантазии, нечто всегдашним разожженным угольком в крови пребывающее, вечно поджигающее, которое и долго еще, и с летами, может быть, не так скоро зальешь» [Достоевский, 1972–1990, т. 6, с. 359].
Он оставляет деньги Соне, чтобы она перестала заниматься проституцией, оставляет деньги на детей Катерины Ивановны, чтобы Полечка «не пошла по той же дороге», оставляет деньги своей невесте, чтобы ее не продали еще кому-нибудь. И в завершение он спускает курок, защищая мир от того, что живет у него внутри. Решаясь стать и внезапно оказываясь для этого последней непроходимой границей.
Татьяна Касаткина: "Теперь лишь несколько слов о том, как принцип Достоевского реализуется в поэме Блока «Двенадцать». Надо заметить, что поэма Блока совершенно нечитаема, если не видеть, что он там на каждом шагу не просто цитирует Достоевского, но обращается к его образной системе, простраивая свою образную систему в опоре на ряд его произведений (о выстреле в Христа у Достоевского как прецедентном для произведения Блока см.: [Касаткина, 2011], об «Идиоте» и «Преступлении и наказании» как базовых текстах для «Двенадцати» см.: [Касаткина, 2015]).
Блок Достоевским разговаривал. Если читать статьи Блока, зная хорошо произведения Достоевского, то видно, что Блок контаминирует фразы из произведений Достоевского, цитаты и аллюзии на его произведения примерно так же, как сам Достоевский это проделывал с Евангелием.
Чтобы читать «Двенадцать» не как роковое падение Блока и радикальное повреждение его творчества, нужно помнить, что его образ Христа и его выстрелы в Христа должны пониматься на фоне главы «Дневника писателя» о выстреле в причастие, где перед стреляющим в момент прицеливания впервые появляется Христос — и нужно осознавать, что уже во времена Достоевского, но еще более во времена Блока ситуация становится такой, что чтобы встретиться со Христом — нужно было в Него прицелится. То есть — нужно было радикально вывести отношение с Ним из всего привычного, установленного и даже иногда навязанного (каким в какой-то момент становится во вступившей в союз с государством церкви даже принятие причастия), нужно было перевести их в самую крайнюю крайность (то есть — в эсхатон).
А выстрел в Катьку радикально трансформируется на фоне выстрела Свидригайлова себе в голову — и его последних снов, в которых он обнаруживает, что место его души почти заняла малолетняя, но древняя демоница, проклятая «пятилетняя», пытающаяся его соблазнить, им овладеть. Он в этот момент видит, что он поселил в себе на месте своей души и понимает, что единственное, что он может сделать для того, чтобы радикально убрать это из мира — это выстрелить в себя.
Заметим, что все последние действия Свидригайлова направлены на то, чтобы очистить мир от греха не сладострастия даже, а вампирического существования духа за счет растления себя, своей плоти, и плоти и души другого существа. Об этом растлении он скажет однажды как о последнем основании своего бытия, своего рода новом «эсхатоне», который, правда, слишком быстро оказывается разрушенным до конца: «На одну только анатомию теперь и надеюсь, ей Богу!» [Достоевский, 1972–1990, т. 6, с. 217] — и еще, в другом месте: «В этом разврате, по крайней мере, есть нечто постоянное, основанное даже на природе и не подверженное фантазии, нечто всегдашним разожженным угольком в крови пребывающее, вечно поджигающее, которое и долго еще, и с летами, может быть, не так скоро зальешь» [Достоевский, 1972–1990, т. 6, с. 359].
Он оставляет деньги Соне, чтобы она перестала заниматься проституцией, оставляет деньги на детей Катерины Ивановны, чтобы Полечка «не пошла по той же дороге», оставляет деньги своей невесте, чтобы ее не продали еще кому-нибудь. И в завершение он спускает курок, защищая мир от того, что живет у него внутри. Решаясь стать и внезапно оказываясь для этого последней непроходимой границей.
BY Журнал "Достоевский и мировая культура" ИМЛИ РАН
Private channels are only accessible to subscribers and don’t appear in public searches. To join a private channel, you need to receive a link from the owner (administrator). A private channel is an excellent solution for companies and teams. You can also use this type of channel to write down personal notes, reflections, etc. By the way, you can make your private channel public at any moment. The SUCK Channel on Telegram, with a message saying some content has been removed by the police. Photo: Telegram screenshot. Some Telegram Channels content management tips Avoid compound hashtags that consist of several words. If you have a hashtag like #marketingnewsinusa, split it into smaller hashtags: “#marketing, #news, #usa. The creator of the channel becomes its administrator by default. If you need help managing your channel, you can add more administrators from your subscriber base. You can provide each admin with limited or full rights to manage the channel. For example, you can allow an administrator to publish and edit content while withholding the right to add new subscribers.
from us
