Почитайте, на что еще жалуются писатели, и вы обнаружите множество знакомых симптомов. Найдете и кое-какие полезные рекомендации (не буду спойлерить), но главное – убедитесь в том, сколько общего у нас с ними в самом характере производства. Тут я, конечно, хожу по тонкому льду; вы небось опасаетесь, что я сейчас заведу шарманку про муки творчества, про служенье муз не терпит суеты, и вот это вот все. Нет, не заведу; но согласитесь, что заниженной самооценкой наш брат и сестра страдают все-таки чаще, чем завышенной. Давайте уж придерживаться золотой середины – как и нормальные писатели, собственно говоря.
👍35❤16🔥3💯1
#впоискахстиля
В своей книге The Sense of Style Стивен Пинкер рассказывает о вечной битве прескрипционистов с дескрипционистами (сразу видно, что ученый малый и педант!). На упрощенной латыни это консерваторы и либералы. Первые считают, что в языке нельзя ничего менять и нарушение зафиксированной в словарях и грамматических справочниках нормы должно караться расстрелом или хотя бы розгами. Вторые придерживаются принципа «все полезно, что в рот (а в данном случае изо рта) полезло»: что есть, то и правильно, и нечего мучить живое тело языка жесткими оковами.
Те, кто пользуется языком в профессиональных целях, в основном принадлежат к первому лагерю. Оно и понятно: соблюдать правила обычно призывают те, кто хорошо их знает. Все мы не раз видели такие заявления: «Меня страшно раздражает, когда люди говорят (или пишут)… – далее следует список из тридцати (сорока, пятидесяти, etc.) слов и их сочетаний, – …а вас что бесит больше всего?» – и куча радостных комментариев, выражающих солидарность с автором и пополняющих его перечень.
Но для пишущего человека такая реакция – непозволительная роскошь. Это как если бы хирург заявил: ненавижу этот кривой скальпель, мой дедушка резал только большим ножом. Конечно, мы не всегда управляем своими эмоциями и сначала бесимся, а уж потом (и то не обязательно) спрашиваем себя, стоило ли это делать. Но если уж очень приспичило, гораздо лучше побеситься тихонько в темной комнате, а потом выйти из нее на публику с мудрой всепрощающей улыбкой.
Языковые ошибки и новинки – это как мутации в генах, без них нет эволюции. То, что сегодня вас возмущает, может стать нормой уже через год-другой. Но слово не воробей, его топором не вырубишь. Ваше возмущение вполне может запомниться, а оно вам надо? Да и вообще, брюзжание еще никого не красило. Другое дело, что пользоваться новинками нужно с особой осторожностью, соблюдая при этом два правила: во-первых, это должно быть уместно, а во-вторых, читательница (это я начитался Пинкера, у которого reader всегда только she, а writer – he или she в зависимости от того, насколько хорошо оно пишет) – так вот, читательница всегда должна понимать, что вы понимаете, что она понимает, что вы понимаете, что делаете, – что тут непонятного?
И тогда все у вас будет норм. Или даже нормалёк, хотя так, кажется, уже никто не говорит и не пишет – и очень хорошо, потому что меня, например, бесит.
В своей книге The Sense of Style Стивен Пинкер рассказывает о вечной битве прескрипционистов с дескрипционистами (сразу видно, что ученый малый и педант!). На упрощенной латыни это консерваторы и либералы. Первые считают, что в языке нельзя ничего менять и нарушение зафиксированной в словарях и грамматических справочниках нормы должно караться расстрелом или хотя бы розгами. Вторые придерживаются принципа «все полезно, что в рот (а в данном случае изо рта) полезло»: что есть, то и правильно, и нечего мучить живое тело языка жесткими оковами.
Те, кто пользуется языком в профессиональных целях, в основном принадлежат к первому лагерю. Оно и понятно: соблюдать правила обычно призывают те, кто хорошо их знает. Все мы не раз видели такие заявления: «Меня страшно раздражает, когда люди говорят (или пишут)… – далее следует список из тридцати (сорока, пятидесяти, etc.) слов и их сочетаний, – …а вас что бесит больше всего?» – и куча радостных комментариев, выражающих солидарность с автором и пополняющих его перечень.
Но для пишущего человека такая реакция – непозволительная роскошь. Это как если бы хирург заявил: ненавижу этот кривой скальпель, мой дедушка резал только большим ножом. Конечно, мы не всегда управляем своими эмоциями и сначала бесимся, а уж потом (и то не обязательно) спрашиваем себя, стоило ли это делать. Но если уж очень приспичило, гораздо лучше побеситься тихонько в темной комнате, а потом выйти из нее на публику с мудрой всепрощающей улыбкой.
Языковые ошибки и новинки – это как мутации в генах, без них нет эволюции. То, что сегодня вас возмущает, может стать нормой уже через год-другой. Но слово не воробей, его топором не вырубишь. Ваше возмущение вполне может запомниться, а оно вам надо? Да и вообще, брюзжание еще никого не красило. Другое дело, что пользоваться новинками нужно с особой осторожностью, соблюдая при этом два правила: во-первых, это должно быть уместно, а во-вторых, читательница (это я начитался Пинкера, у которого reader всегда только she, а writer – he или she в зависимости от того, насколько хорошо оно пишет) – так вот, читательница всегда должна понимать, что вы понимаете, что она понимает, что вы понимаете, что делаете, – что тут непонятного?
И тогда все у вас будет норм. Или даже нормалёк, хотя так, кажется, уже никто не говорит и не пишет – и очень хорошо, потому что меня, например, бесит.
👍40❤20😁17👌1
В связи с появлением на «Горьком» свеженького и весьма основательного обзора переводов «Пигмалиона» Шоу вспомню кое-что, связанное у меня с этой пьесой: может, кому-то будет интересно.
1. Автор обзора Мария Терина (не имею чести быть с нею знакомым) насчитала аж девять переводов: четыре досоветских, четыре советских и один постсоветский (мой 🙂). Я уже как-то оправдывался – объяснял, зачем полез в этот калашный ряд (да еще после Калашниковой) девятым номером, – но повторю в двух словах, а то опять неловко. В 90-е мне поручили перевести для НТВ экранизацию «Пигмалиона» – ту, где Хиггинса играет очень подходящий для этой роли Питер О’Тул (мне кажется, ему даже притворяться особо не понадобилось, он и по жизни был примерно такой). Если бы Мелкова была жива, может, ее попросили бы подогнать под фильм свой перевод, хотя сомневаюсь, что кто-нибудь взял бы на себя эти хлопоты: новый, сразу с укладкой, заказать по-любому проще. Ну, перевод я сделал – правда, фильма с ним так и не видел, может, его и не показали, – а потом думаю: чего добру пропадать? Добавил сцены, которые в фильм не вошли, предисловие и послесловие, и через несколько лет продал всю петрушку в «Азбуку-классику»: может, кто помнит эту серию пейпербэков, ими еще в аэропортах и на вокзалах торговали. Они один раз издали, а потом все как-то завяло и только недавно, в 2021-м, в «Эксмо» вдруг решили переиздать (ну, не вдруг, а потому что после смерти Шоу прошло 70 лет и права стали бесплатные). Такая, значит, история.
2. Конечно, по ходу дела я в другие переводы носа не совал, да и знал только про калашниковский (и если когда и читал его раньше, то очень давно). Заглянул туда потом, когда уже сдал свой, а еще позже наткнулся на мелковский и туда тоже заглянул одним глазом. Оценивать их и сравнивать со своим по понятным причинам не буду, но один любопытный факт приведу: в версии Калашниковой Хиггинс, грубиян и типичный male chauvinist pig, обращается к Лизе на вы, а образцовый джентльмен Пикеринг – на ты, тогда как у меня все ровно наоборот. Еще калашниковский Хиггинс на вы со своей мамашей; тут я даже испугался, что налажал (поскольку у меня он ей тыкает), и полез в Чехова смотреть, как образованные люди в начале двадцатого века обращались с мамашами; оказалось, что со времен Фонвизина дети уже успели слегка охаметь, и я успокоился.
3. Когда я раздобыл полное издание пьесы и впервые прочитал послесловие Шоу, у меня сложилось твердое убеждение, что чел вообще не въехал, о чем его собственная пьеса и какие мотивы движут его героями. Это к вечному вопросу ЧХСА и к тому, как отвечают на него для себя некоторые чудаки-переводчики.
4. Как-то мне попалась в сети выжимка из диссертации под названием «Рецепция эстетики и драматургии Б.Шоу в русской литературе ХХ в. на материале комедии «Пигмалион»» (автор Н.Васенева), откуда я узнал, что, в отличие от всех остальных переводчиков этой пьесы, не являюсь сторонником концепции А.Лернера и Г.Паскаля, в основе которой лежит романтическое прочтение финала комедии. В общем, это правда, и тут мы с Шоу, кажется, не разошлись во мнениях: сыграть под занавес свадебку, конечно, заманчиво, но вся дальнейшая супружеская жизнь, безусловно, протекала бы в таком ключе: я же тебя из канавы вытащил! – да пошел ты! – с безупречной логикой с обеих сторон.
1. Автор обзора Мария Терина (не имею чести быть с нею знакомым) насчитала аж девять переводов: четыре досоветских, четыре советских и один постсоветский (мой 🙂). Я уже как-то оправдывался – объяснял, зачем полез в этот калашный ряд (да еще после Калашниковой) девятым номером, – но повторю в двух словах, а то опять неловко. В 90-е мне поручили перевести для НТВ экранизацию «Пигмалиона» – ту, где Хиггинса играет очень подходящий для этой роли Питер О’Тул (мне кажется, ему даже притворяться особо не понадобилось, он и по жизни был примерно такой). Если бы Мелкова была жива, может, ее попросили бы подогнать под фильм свой перевод, хотя сомневаюсь, что кто-нибудь взял бы на себя эти хлопоты: новый, сразу с укладкой, заказать по-любому проще. Ну, перевод я сделал – правда, фильма с ним так и не видел, может, его и не показали, – а потом думаю: чего добру пропадать? Добавил сцены, которые в фильм не вошли, предисловие и послесловие, и через несколько лет продал всю петрушку в «Азбуку-классику»: может, кто помнит эту серию пейпербэков, ими еще в аэропортах и на вокзалах торговали. Они один раз издали, а потом все как-то завяло и только недавно, в 2021-м, в «Эксмо» вдруг решили переиздать (ну, не вдруг, а потому что после смерти Шоу прошло 70 лет и права стали бесплатные). Такая, значит, история.
2. Конечно, по ходу дела я в другие переводы носа не совал, да и знал только про калашниковский (и если когда и читал его раньше, то очень давно). Заглянул туда потом, когда уже сдал свой, а еще позже наткнулся на мелковский и туда тоже заглянул одним глазом. Оценивать их и сравнивать со своим по понятным причинам не буду, но один любопытный факт приведу: в версии Калашниковой Хиггинс, грубиян и типичный male chauvinist pig, обращается к Лизе на вы, а образцовый джентльмен Пикеринг – на ты, тогда как у меня все ровно наоборот. Еще калашниковский Хиггинс на вы со своей мамашей; тут я даже испугался, что налажал (поскольку у меня он ей тыкает), и полез в Чехова смотреть, как образованные люди в начале двадцатого века обращались с мамашами; оказалось, что со времен Фонвизина дети уже успели слегка охаметь, и я успокоился.
3. Когда я раздобыл полное издание пьесы и впервые прочитал послесловие Шоу, у меня сложилось твердое убеждение, что чел вообще не въехал, о чем его собственная пьеса и какие мотивы движут его героями. Это к вечному вопросу ЧХСА и к тому, как отвечают на него для себя некоторые чудаки-переводчики.
4. Как-то мне попалась в сети выжимка из диссертации под названием «Рецепция эстетики и драматургии Б.Шоу в русской литературе ХХ в. на материале комедии «Пигмалион»» (автор Н.Васенева), откуда я узнал, что, в отличие от всех остальных переводчиков этой пьесы, не являюсь сторонником концепции А.Лернера и Г.Паскаля, в основе которой лежит романтическое прочтение финала комедии. В общем, это правда, и тут мы с Шоу, кажется, не разошлись во мнениях: сыграть под занавес свадебку, конечно, заманчиво, но вся дальнейшая супружеская жизнь, безусловно, протекала бы в таком ключе: я же тебя из канавы вытащил! – да пошел ты! – с безупречной логикой с обеих сторон.
👍48😁20❤7🥰1👏1
Интересная дебютная ловушка поджидает переводчика в самом начале воннегутовской Cat’s Cradle. (Вообще-то здесь и с названием закавыка: прижившееся у нас «Колыбель для кошки» выглядит сомнительно, потому что веревочная люлька, которую создатель атомной бомбы Хоникер показывает своему сыну, предназначена не для кошки, а для котенка. Правильнее было бы перевести название «Кошачья колыбель(ка)», но тогда получается неприятная для отечественного глаза и уха – хотя приятная для соответствующих англоязычных органов – аллитерация. А замена на люльку не проходит хотя бы из за навязшего у всех в зубах Тараса Бульбы. Вот и думайте, как тут быть.)
Первый абзац оригинала застрял у меня в памяти с самого детства – ну, со школы, потому что именно эту книжку я попытался читать тогда, вовсе не зная английского и надеясь только на словарь, и сломался уже на второй фразе:
Call me Jonah. My parents did, or nearly did. They called me John.
Мало того, что английские Jonah и John совпадают почти полностью, чего не скажешь о русской паре имен. Здесь прячется еще абсолютно не заметный для читателей оригинала переход от несовершенного вида глагола к совершенному – ну а как им, бедным, его заметить, если у них нет этой грамматической категории? Попробуем перевести этот абзац:
Зовите меня Ионой. Так звали меня родители – ну, или почти так. Они звали меня…
Стоп, стоп! Тут уж точно должно быть не звали, а назвали! Звали-то они его, наверно, Джонни или как-нибудь вроде того – и даже если эти странные родители предпочитали полное имя, вариант «Они звали меня Джоном» все равно звучит так, будто подразумевается: «…хотя на самом деле мое имя было другим». Да и во второй фразе вид, кажется, уже пора менять. И что у нас получается?
Зовите меня Ионой. Так (на)звали меня родители – ну, или почти так. Они назвали меня Джоном.
Вам нравится? Мне не очень (тем более что и имена на русском, опять же, не слишком похожие). Не стоит ли здесь рискнуть и отойти от прямого перевода подальше? Например, так:
Зовите меня Ионой. Вообще-то я Джон – мои родители не угадали с именем самую чуточку.
Ни на чем не настаиваю, но голову поломать, согласитесь, есть над чем. А опубликованный перевод такой:
Можете звать меня Ионой. Родители меня так назвали, вернее, чуть не назвали. Они меня назвали Джоном.
Он кажется мне совсем неудачным, но его разбор я отложу на потом, тем более что происхождение этого перевода окутано густым мраком.
Надеюсь, заинтриговал?
Первый абзац оригинала застрял у меня в памяти с самого детства – ну, со школы, потому что именно эту книжку я попытался читать тогда, вовсе не зная английского и надеясь только на словарь, и сломался уже на второй фразе:
Call me Jonah. My parents did, or nearly did. They called me John.
Мало того, что английские Jonah и John совпадают почти полностью, чего не скажешь о русской паре имен. Здесь прячется еще абсолютно не заметный для читателей оригинала переход от несовершенного вида глагола к совершенному – ну а как им, бедным, его заметить, если у них нет этой грамматической категории? Попробуем перевести этот абзац:
Зовите меня Ионой. Так звали меня родители – ну, или почти так. Они звали меня…
Стоп, стоп! Тут уж точно должно быть не звали, а назвали! Звали-то они его, наверно, Джонни или как-нибудь вроде того – и даже если эти странные родители предпочитали полное имя, вариант «Они звали меня Джоном» все равно звучит так, будто подразумевается: «…хотя на самом деле мое имя было другим». Да и во второй фразе вид, кажется, уже пора менять. И что у нас получается?
Зовите меня Ионой. Так (на)звали меня родители – ну, или почти так. Они назвали меня Джоном.
Вам нравится? Мне не очень (тем более что и имена на русском, опять же, не слишком похожие). Не стоит ли здесь рискнуть и отойти от прямого перевода подальше? Например, так:
Зовите меня Ионой. Вообще-то я Джон – мои родители не угадали с именем самую чуточку.
Ни на чем не настаиваю, но голову поломать, согласитесь, есть над чем. А опубликованный перевод такой:
Можете звать меня Ионой. Родители меня так назвали, вернее, чуть не назвали. Они меня назвали Джоном.
Он кажется мне совсем неудачным, но его разбор я отложу на потом, тем более что происхождение этого перевода окутано густым мраком.
Надеюсь, заинтриговал?
🔥50❤21👍11👏8
ЗОВИТЕ МЕНЯ РИТОЙ (ну да, №2…)
Передо мной лежит книжка «Библиотека мировой новеллы. Курт Воннегут» (М., Издательский дом «Звонница», 2001). Почему ее составитель Андрей Чигаров решил, что «Колыбель для кошки» – новелла, я сказать не могу, но она входит в сборник вместе с дюжиной рассказов, и в качестве ее переводчицы однозначно указана М.Ковалева. То есть, Маргарита. То есть, дочка.
Но вот чудеса: под тем же, слово в слово, переводом на Литресе стоит копирайт «Р. Райт-Ковалева, наследники, 1992». На Лайвлибе переводчицей названа только Рита. В разных интернет-магазинах и сетевых библиотеках все тот же перевод тоже приписывается одной Рите, а где-то мне попалось примечание, что Маргарита переводила в этой книжке только стихи. Фантлаб уверяет, что «Колыбель» переводили и мама, и дочка, причем каждая самостоятельно, а первый перевод (Ритин) вышел аж в 1970 году, но в советское время я этой книги на русском не видел и очень сомневаюсь, что мог ее прозевать. Впрочем, первой попыткой Рита явно осталась недовольна, поскольку, согласно тому же Фантлабу, перевела книгу заново в 1992 году (предварительно умерев в 1988-м)…
Где же правда? Текстологический анализ я провести не в силах и потому ограничусь простым – но уже в следующем посте, чтобы не превысить магическое число 4096.
Передо мной лежит книжка «Библиотека мировой новеллы. Курт Воннегут» (М., Издательский дом «Звонница», 2001). Почему ее составитель Андрей Чигаров решил, что «Колыбель для кошки» – новелла, я сказать не могу, но она входит в сборник вместе с дюжиной рассказов, и в качестве ее переводчицы однозначно указана М.Ковалева. То есть, Маргарита. То есть, дочка.
Но вот чудеса: под тем же, слово в слово, переводом на Литресе стоит копирайт «Р. Райт-Ковалева, наследники, 1992». На Лайвлибе переводчицей названа только Рита. В разных интернет-магазинах и сетевых библиотеках все тот же перевод тоже приписывается одной Рите, а где-то мне попалось примечание, что Маргарита переводила в этой книжке только стихи. Фантлаб уверяет, что «Колыбель» переводили и мама, и дочка, причем каждая самостоятельно, а первый перевод (Ритин) вышел аж в 1970 году, но в советское время я этой книги на русском не видел и очень сомневаюсь, что мог ее прозевать. Впрочем, первой попыткой Рита явно осталась недовольна, поскольку, согласно тому же Фантлабу, перевела книгу заново в 1992 году (предварительно умерев в 1988-м)…
Где же правда? Текстологический анализ я провести не в силах и потому ограничусь простым – но уже в следующем посте, чтобы не превысить магическое число 4096.
👍18❤11
ЗОВИТЕ МЕНЯ РИТОЙ (№3)
Напомню первый абзац:
Можете звать меня Ионой. Родители меня так назвали, вернее, чуть не назвали. Они меня назвали Джоном.
С первых же слов озадачивает снисходительность тона. Рассказчик будто предлагает нам вместо полного имени звать его Вовчиком или Петрушей, но мы вроде не просили о таком одолжении, так что не пойти ли ему лесом? Кроме того, как проницательно заметил в комментариях мой коллега Леонид, начало «Колыбели» прямо отсылает нас к началу «Моби Дика» (а торчащий из-за имени Ионы китовый ус и вовсе не оставляет в этом никаких сомнений), и потому у переводчика просто нет иных вариантов, кроме как стартовать с «Зовите меня…»
Далее, в каждой из трех фраз есть слово «меня», но опытный переводчик обязательно постарался бы развести эти местоимения по разным падежам или избавиться хотя бы от одного из них.
Затем, во второй фразе остался английский порядок слов: подлежащее – сказуемое и т.д., хотя по-русски его надо было бы изменить: так назвали меня родители...
Но главный недостаток перевода состоит даже не в этих красноречивых деталях, а в том, что из него бесследно пропала воннегутовская чистота ритма. Воннегут относится к тем не очень многочисленным писателям, у которых вылизана и отлажена каждая фраза (и уж тем более первые!). Для него важны не только сами слова, но и их порядок, и пунктуация – а в переводе все это криво и разболтанно. Перед «вернее» просится пауза – то есть тире, вот такое, – но его нет. В третьей фразе дополнение зачем-то вылезло вперед сказуемого…
Как хотите, но мне не верится, чтобы переводчица с такой капитальной выучкой, как у Риты Райт, позволила себе столько небрежности на самом старте книги. Сдается мне, что создательница этого перевода вполне могла бы представиться таким образом:
Зовите меня Ритой. Вообще-то родители назвали меня не совсем так – они дали мне имя Маргарита…
Напомню первый абзац:
Можете звать меня Ионой. Родители меня так назвали, вернее, чуть не назвали. Они меня назвали Джоном.
С первых же слов озадачивает снисходительность тона. Рассказчик будто предлагает нам вместо полного имени звать его Вовчиком или Петрушей, но мы вроде не просили о таком одолжении, так что не пойти ли ему лесом? Кроме того, как проницательно заметил в комментариях мой коллега Леонид, начало «Колыбели» прямо отсылает нас к началу «Моби Дика» (а торчащий из-за имени Ионы китовый ус и вовсе не оставляет в этом никаких сомнений), и потому у переводчика просто нет иных вариантов, кроме как стартовать с «Зовите меня…»
Далее, в каждой из трех фраз есть слово «меня», но опытный переводчик обязательно постарался бы развести эти местоимения по разным падежам или избавиться хотя бы от одного из них.
Затем, во второй фразе остался английский порядок слов: подлежащее – сказуемое и т.д., хотя по-русски его надо было бы изменить: так назвали меня родители...
Но главный недостаток перевода состоит даже не в этих красноречивых деталях, а в том, что из него бесследно пропала воннегутовская чистота ритма. Воннегут относится к тем не очень многочисленным писателям, у которых вылизана и отлажена каждая фраза (и уж тем более первые!). Для него важны не только сами слова, но и их порядок, и пунктуация – а в переводе все это криво и разболтанно. Перед «вернее» просится пауза – то есть тире, вот такое, – но его нет. В третьей фразе дополнение зачем-то вылезло вперед сказуемого…
Как хотите, но мне не верится, чтобы переводчица с такой капитальной выучкой, как у Риты Райт, позволила себе столько небрежности на самом старте книги. Сдается мне, что создательница этого перевода вполне могла бы представиться таким образом:
Зовите меня Ритой. Вообще-то родители назвали меня не совсем так – они дали мне имя Маргарита…
😁29❤25😱2👍1
Хм, неожиданно затесался в приятную компанию. Спасибо Шмидту, конечно )
👍6❤3🔥2
Forwarded from КлассноеВнеклассное
Список лучших детских книг 21 века по мнению профессионалов книжного рынка: библиотекарей, издателей, учителей, редакторов и переводчиков, литературных критиков и книжных обозревателей, ведущих книжных клубов и блогеров.
В опросе приняли участие 42 человека
Ниже короткий список книг, которые набрали больше всего голосов. Составлен он по убыванию: первая книга в списке набрала наибольшее кол-во голосов.
Общий список упомянутых экспертами книг получился очень большим, в нем 163 позиции и я его тоже обязательно опубликую, наверное, частями.
Надо отметить, что Вафельное сердце ушло вперед с огромным отрывом.
Издательство Самокат лидирует по количеству книг, вошедших в короткий список, как и книги любимых переводчиц Ольги Дробот и Ольги Варшавер.
О большей части этих книг я рассказывала на своей лекции "Лучшие детские книги 21 века", если вам интересно узнать о них подробнее, вы можете купить доступ к видеозаписи, ссылка на сайт Прямая речь есть в предыдущих постах и в комментариях к этому посту.
Итак!
Та-да-да-даммм!
1. Вафельное сердце, Мария Парр, изд-во Самокат, перевод Ольги Дробот
2. Сахарный ребенок, Ольга Громова, изд-во Компас-гид
3. Зверский детектив, Анна Старобинец, изд-во Абрикобукс
4. История старой квартиры, Александра Литвина, Аня Десницкая, изд-во Самокат
5. Облачный полк, Эдуард Веркин, изд-во Компас-гид
6. Соня из 7 Буэээ, Алексей Олейников, Тимофей Яржомбек, изд-во Белая ворона
7. Тоня Глиммердал, Мария Парр, изд-во Самокат, перевод Ольги Дробот
8. Истории о Лисе и Поросенке, Бьёрн Рёрвик, изд-во Самокат, перевод Ольги Дробот
9. Битвы по средам, Гэри Шмидт, изд-во Розовый жираф, перевод Ольги Варшавер
10. Дом, в котором, Мариам Петросян, изд-во Livebook
11. Удивительное приключение кролика Эдварда, Кейт Ди Камилло, изд-во Махаон, перевод Ольги Варшавер
12. Чудо, Ракель Паласио, изд-во Розовый жираф, перевод Анны Красниковой
13. Дети ворона (серия Ленинградский сказки), Юлия Яковлева, изд-во Самокат
14. Доклад о медузах, Али Бенджамин, изд-во Самокат, перевод Ольги Варшавер
15. Пока нормально, Гэри Шмидт, изд-во Розовый жираф, перевод Владимира Бабкова
16. Я не тормоз, Нина Дашевская, изд-во Самокат
17. Три твоих имени, Дина Сабитова, изд-во Розовый жираф
18. Пакс, Сара Пенипакер, изд-во Самокат, перевод Натальи Калошиной, Евгении Канищевой
19. Я хочу в школу, Андрей Жвалевский, Евгения Пастернак, изд-во Время
20. Простодурсен, Руне Белсвик, изд-во Самокат, перевод Ольги Дробот
21. Привет, давай поговорим, Шэрон Дрейпер, изд-во Розовый жираф, перевод Ольги Москаленко
22. Давай поедем в Уналашку, Анна Красильщик, изд-во Белая ворона
23. Мисс Черити, Мари Од Мюрай, изд-во Самокат, перевод Надежды Бунтман
24. Мороженое в Вафельном стаканчике, Мария Ботева, изд-во Компас-гид
25. Скажи, Красная шапочка, Беате Тереза Ханика, изд-во Компас-гид, перевод Веры Комаровой
Если вы будете публиковать этот список, большая просьба ссылаться на меня.
В опросе приняли участие 42 человека
Ниже короткий список книг, которые набрали больше всего голосов. Составлен он по убыванию: первая книга в списке набрала наибольшее кол-во голосов.
Общий список упомянутых экспертами книг получился очень большим, в нем 163 позиции и я его тоже обязательно опубликую, наверное, частями.
Надо отметить, что Вафельное сердце ушло вперед с огромным отрывом.
Издательство Самокат лидирует по количеству книг, вошедших в короткий список, как и книги любимых переводчиц Ольги Дробот и Ольги Варшавер.
О большей части этих книг я рассказывала на своей лекции "Лучшие детские книги 21 века", если вам интересно узнать о них подробнее, вы можете купить доступ к видеозаписи, ссылка на сайт Прямая речь есть в предыдущих постах и в комментариях к этому посту.
Итак!
Та-да-да-даммм!
1. Вафельное сердце, Мария Парр, изд-во Самокат, перевод Ольги Дробот
2. Сахарный ребенок, Ольга Громова, изд-во Компас-гид
3. Зверский детектив, Анна Старобинец, изд-во Абрикобукс
4. История старой квартиры, Александра Литвина, Аня Десницкая, изд-во Самокат
5. Облачный полк, Эдуард Веркин, изд-во Компас-гид
6. Соня из 7 Буэээ, Алексей Олейников, Тимофей Яржомбек, изд-во Белая ворона
7. Тоня Глиммердал, Мария Парр, изд-во Самокат, перевод Ольги Дробот
8. Истории о Лисе и Поросенке, Бьёрн Рёрвик, изд-во Самокат, перевод Ольги Дробот
9. Битвы по средам, Гэри Шмидт, изд-во Розовый жираф, перевод Ольги Варшавер
10. Дом, в котором, Мариам Петросян, изд-во Livebook
11. Удивительное приключение кролика Эдварда, Кейт Ди Камилло, изд-во Махаон, перевод Ольги Варшавер
12. Чудо, Ракель Паласио, изд-во Розовый жираф, перевод Анны Красниковой
13. Дети ворона (серия Ленинградский сказки), Юлия Яковлева, изд-во Самокат
14. Доклад о медузах, Али Бенджамин, изд-во Самокат, перевод Ольги Варшавер
15. Пока нормально, Гэри Шмидт, изд-во Розовый жираф, перевод Владимира Бабкова
16. Я не тормоз, Нина Дашевская, изд-во Самокат
17. Три твоих имени, Дина Сабитова, изд-во Розовый жираф
18. Пакс, Сара Пенипакер, изд-во Самокат, перевод Натальи Калошиной, Евгении Канищевой
19. Я хочу в школу, Андрей Жвалевский, Евгения Пастернак, изд-во Время
20. Простодурсен, Руне Белсвик, изд-во Самокат, перевод Ольги Дробот
21. Привет, давай поговорим, Шэрон Дрейпер, изд-во Розовый жираф, перевод Ольги Москаленко
22. Давай поедем в Уналашку, Анна Красильщик, изд-во Белая ворона
23. Мисс Черити, Мари Од Мюрай, изд-во Самокат, перевод Надежды Бунтман
24. Мороженое в Вафельном стаканчике, Мария Ботева, изд-во Компас-гид
25. Скажи, Красная шапочка, Беате Тереза Ханика, изд-во Компас-гид, перевод Веры Комаровой
Если вы будете публиковать этот список, большая просьба ссылаться на меня.
👍27🔥6❤4
ЗОВИТЕ МЕНЯ РИТОЙ (№4)
Похоже, что перевод и впрямь принадлежит Рите-старшей; оба советских издания, 1970 и 1978 гг., нашлись (второе чудесным образом на моей собственной книжной полке – это сборник, куда входят еще три других романа Воннегута, про которые я помнил, а вот про кошку почему-то забыл; наверно, прочел ее когда-то по-английски, а по-русски уже не стал). Как в титрах более поздних изданий появилось имя дочери, по-прежнему непонятно, однако сейчас меня больше занимает другой вопрос, а именно: почему этот перевод так плох? Уж от знаменитой – или как минимум очень авторитетной – Риты Райт такого не ожидаешь.
Но не будем спешить с оценками. Я просто приведу вам в нескольких постах несколько примеров – мне даже хотелось бы, чтобы вы меня переубедили, а то я что-то совсем расстроился.
Вот начало второго абзаца на русском:
Иона-Джон – будь я Сэмом, я все равно был бы Ионой, и не потому, что мне всегда сопутствовало несчастье, а потому, что меня неизменно куда-то заносило – в определенные места, в определенное время, кто или что – не знаю.
Тут несколько странностей, перечислю их:
1. Как это: будь я Сэмом, я все равно был бы Ионой? Здесь явно что-то пропущено перед вторым именем, например «в каком-то смысле» или «по сути».
2. Разве библейскому Ионе «всегда сопутствовало несчастье»? и если да, то какое именно? Ну подумаешь, однажды прокатился у кита в пузе. А вообще, если несчастья кому-то и сопутствуют, то исключительно во множественном числе.
3. Куда это «неизменно заносило» Иону? (Слова это, между прочим, разностильные, и ставить их рядом нехорошо.) В кита он вроде бы только один раз угодил. А еще куда – в Ниневию, что ли? Кстати, к слову «заносило» дана изумительная сноска, процитирую: «По библейскому преданию, Иона был занесен в чрево кита». Так и видишь, как его туда заносили: «Раз, два, взяли! – Да не лезет! – А ты угол подыми!»
4. Как «куда-то» сочетается с «определенными местами»?
5. «Заносило… кто или что – не знаю». Или что-то его заносило, или кто-то. Но если уж фраза безличная, нечего подсовывать нам подлежащее; тут или трусы, или крестик.
Не многовато ли косяков на одну фразу? Оригинал, конечно, все недоумение снимает:
Jonah—John—if I had been a Sam, I would have been a Jonah still—not because I have been unlucky for others, but because somebody or something has compelled me to be certain places at certain times, without fail.
Тут мы видим и неопределенные артикли при именах, и for others – и сразу ясно, что автор вспоминает не о несчастной судьбе самого Ионы, а о том, что именно из-за его непослушания высокое начальство устроило на море шторм, от которого могли пострадать невинные моряки. Ну и с остальным у Воннегута все в порядке, в отличие от.
И это самая лавроносная советская переводчица? Опустите мне веки.
Похоже, что перевод и впрямь принадлежит Рите-старшей; оба советских издания, 1970 и 1978 гг., нашлись (второе чудесным образом на моей собственной книжной полке – это сборник, куда входят еще три других романа Воннегута, про которые я помнил, а вот про кошку почему-то забыл; наверно, прочел ее когда-то по-английски, а по-русски уже не стал). Как в титрах более поздних изданий появилось имя дочери, по-прежнему непонятно, однако сейчас меня больше занимает другой вопрос, а именно: почему этот перевод так плох? Уж от знаменитой – или как минимум очень авторитетной – Риты Райт такого не ожидаешь.
Но не будем спешить с оценками. Я просто приведу вам в нескольких постах несколько примеров – мне даже хотелось бы, чтобы вы меня переубедили, а то я что-то совсем расстроился.
Вот начало второго абзаца на русском:
Иона-Джон – будь я Сэмом, я все равно был бы Ионой, и не потому, что мне всегда сопутствовало несчастье, а потому, что меня неизменно куда-то заносило – в определенные места, в определенное время, кто или что – не знаю.
Тут несколько странностей, перечислю их:
1. Как это: будь я Сэмом, я все равно был бы Ионой? Здесь явно что-то пропущено перед вторым именем, например «в каком-то смысле» или «по сути».
2. Разве библейскому Ионе «всегда сопутствовало несчастье»? и если да, то какое именно? Ну подумаешь, однажды прокатился у кита в пузе. А вообще, если несчастья кому-то и сопутствуют, то исключительно во множественном числе.
3. Куда это «неизменно заносило» Иону? (Слова это, между прочим, разностильные, и ставить их рядом нехорошо.) В кита он вроде бы только один раз угодил. А еще куда – в Ниневию, что ли? Кстати, к слову «заносило» дана изумительная сноска, процитирую: «По библейскому преданию, Иона был занесен в чрево кита». Так и видишь, как его туда заносили: «Раз, два, взяли! – Да не лезет! – А ты угол подыми!»
4. Как «куда-то» сочетается с «определенными местами»?
5. «Заносило… кто или что – не знаю». Или что-то его заносило, или кто-то. Но если уж фраза безличная, нечего подсовывать нам подлежащее; тут или трусы, или крестик.
Не многовато ли косяков на одну фразу? Оригинал, конечно, все недоумение снимает:
Jonah—John—if I had been a Sam, I would have been a Jonah still—not because I have been unlucky for others, but because somebody or something has compelled me to be certain places at certain times, without fail.
Тут мы видим и неопределенные артикли при именах, и for others – и сразу ясно, что автор вспоминает не о несчастной судьбе самого Ионы, а о том, что именно из-за его непослушания высокое начальство устроило на море шторм, от которого могли пострадать невинные моряки. Ну и с остальным у Воннегута все в порядке, в отличие от.
И это самая лавроносная советская переводчица? Опустите мне веки.
👍34😁1
ЗОВИТЕ МЕНЯ РИТОЙ (№5)
Перевод:
Дайте мне просто голый скелет ваших воспоминаний.
А скелет-то голый! Экий бесстыдник, хоть срам бы прикрыл.
Но если серьезно: неужто опытная переводчица, съевшая на своем деле целый собачий питомник, не знает, что bare bones не нужно переводить буквально? Да еще «дайте мне скелет», как в магазине учебных пособий. Только не надо опять про железный занавес: третье издание «Фразеологического словаря» Кунина (эта замечательная книга всегда вызывала у меня глубокое восхищение: ну как можно было собрать столько прекрасных цитат без всякой помощи ИИ и электронных баз данных?) вышло еще в 1967 году (у меня четвертое, 1984 года). Ну и вообще, нельзя списывать все на нехватку витаминов в советском детстве, тем более что у РР оно было вполне несоветское (1898 г.р.).
Оригинал:
Just give me the bare bones of your story.
Это совершенно обычная фраза без всяких вывертов, перевести которую не стоит никакого труда, например так:
Просто расскажите мне в двух словах (самое главное из того), что вам запомнилось.
Продолжаю недоумевать.
Перевод:
Дайте мне просто голый скелет ваших воспоминаний.
А скелет-то голый! Экий бесстыдник, хоть срам бы прикрыл.
Но если серьезно: неужто опытная переводчица, съевшая на своем деле целый собачий питомник, не знает, что bare bones не нужно переводить буквально? Да еще «дайте мне скелет», как в магазине учебных пособий. Только не надо опять про железный занавес: третье издание «Фразеологического словаря» Кунина (эта замечательная книга всегда вызывала у меня глубокое восхищение: ну как можно было собрать столько прекрасных цитат без всякой помощи ИИ и электронных баз данных?) вышло еще в 1967 году (у меня четвертое, 1984 года). Ну и вообще, нельзя списывать все на нехватку витаминов в советском детстве, тем более что у РР оно было вполне несоветское (1898 г.р.).
Оригинал:
Just give me the bare bones of your story.
Это совершенно обычная фраза без всяких вывертов, перевести которую не стоит никакого труда, например так:
Просто расскажите мне в двух словах (самое главное из того), что вам запомнилось.
Продолжаю недоумевать.
👍42😨7👎1😁1
Продлили набор до 25 сего месяца, но группы потихоньку начинаем лепить. Поезд набирает ход; вагон с переводчиками английской поэзии уже трещит по швам, в остальных еще есть местечко-другое. Если поискать.
👍14
Forwarded from Школа художественного перевода АЗАРТ
Мы начинаем формировать группы, на курс перевода английской поэзии образовался настоящий конкурс, но Григорий Кружков оценки еще не поставил. Еще можно успеть подать заявку в любую группу на свободные места https://perevodasart.ru/i-course. Если вы все еще сомневаетесь, стоит ли тратить время и деньги на занятия в нашей школе, просто посмотрите, с кем вы будете два с половиной месяца читать, переводить и анализировать английскую, французскую, итальянскую и китайскую литературу. Не упустите возможности поговорить и поупражняться с лучшими мастерами, в чьих переводах вы читали свои любимые книжки – с Виктором Голышевым и Владимиром Бабковым, Натальей Мавлевич, Еленой Баевской, Анной Ямпольской и Алиной Перловой.
Просто спросите тех, кто у нас уже был – а многие с нами остались, – и услышите в ответ:
- Я была на разных курсах по переводу, но вашему курсу аналогов нет, душевная атмосфера, конструктивный подход…
- Всё очень понравилось - профессионализм, доброжелательность и новые идеи!
- …бесценные мастер-классы!
- Обязательно буду возвращаться к вам для совершенствования своих знаний и навыков:)
- …это был чудесный семинар, спасибо Наталье Самойловне.
- …полезный и интересный опыт, который, несомненно, пригодится в дальнейшем.
Не откладывайте это прекрасное дело на потом, приходите сейчас и приводите друзей и коллег! Наши занятия доступны везде, где есть интернет, и у нас гибкий график.
Просто спросите тех, кто у нас уже был – а многие с нами остались, – и услышите в ответ:
- Я была на разных курсах по переводу, но вашему курсу аналогов нет, душевная атмосфера, конструктивный подход…
- Всё очень понравилось - профессионализм, доброжелательность и новые идеи!
- …бесценные мастер-классы!
- Обязательно буду возвращаться к вам для совершенствования своих знаний и навыков:)
- …это был чудесный семинар, спасибо Наталье Самойловне.
- …полезный и интересный опыт, который, несомненно, пригодится в дальнейшем.
Не откладывайте это прекрасное дело на потом, приходите сейчас и приводите друзей и коллег! Наши занятия доступны везде, где есть интернет, и у нас гибкий график.
perevodasart.ru
Интернет курсы
Онлайн-курс дает возможность посещать наши занятия тем, кто живет далеко и даже очень далеко от Москвы; программа и требования к кандидатам те же, что и на очных курсах в Москве.
❤15👍7
ЗОВИТЕ МЕНЯ РИТОЙ (№6)
Критика – дело неблагодарное, и лишний раз прояснить свою позицию не помешает. У меня нет никакого желания ниспровергать авторитеты, плясать на костях (тем более голых), кусать мертвых львиц и совершать прочие неблаговидные и малоаппетитные поступки. Я всегда считал Риту Райт-Ковалеву добротной переводчицей и пока не тороплюсь менять свое мнение. Чьи бы то ни было единичные промахи никогда не казались мне преступлением. Одна ошибка на десяток страниц? Не о чем говорить. Две? Пустяки. Три? Ничего страшного. Четыре? С кем не бывает. Пять? Да не переживайте вы так! Только в следующий раз будьте внимательнее… Но рано или поздно количество все-таки переходит в качество.
Кроме того, ошибка ошибке рознь. Неточность или даже зевок – не повод для возмущения, особенно если они не приводят к серьезным последствиям. Технический сбой, признак непрофессионализма, – не смертельно, хоть и неприятно. Но бывают ошибки – или не-ошибки, – про которые вполне можно сказать: c’est pire q’une faute, c’est un crime. Сейчас покажу одну из них.
Перевод:
Первая фраза в «Книгах Боконона» читается так:
«Все истины, которые я хочу вам изложить, – гнусная ложь».
Гнусная? Трудно было подобрать слово гнуснее. От кого, если этот человек в здравом уме, можно услышать предупреждение: сейчас я вам гнусно совру? А если этот аргумент кажется вам неубедительным, вот еще один. Вспомним эпиграф ко всей книге, выдержку из тех самых «Книг Боконона», причем уже в русском переводе:
Нет в этой книге правды, но эта неправда – «фома, и от нее ты станешь добрым и храбрым, здоровым и счастливым».
Можно ли стать добрым и счастливым благодаря гнусной лжи? В оригинале всего-навсего shameless lie – ложь откровенная, пусть даже бесстыдная или беспардонная, но уж никак не гнусная, мерзкая или отвратительная.
Вот такие вещи огорчают меня больше всего, а объяснить их можно только одной из двух причин: или полным пренебрежением к автору, или трагическим отсутствием слуха. И такие промахи заставляют меня еще сильнее сомневаться в том, что этот перевод действительно принадлежит Рите Райт.
Критика – дело неблагодарное, и лишний раз прояснить свою позицию не помешает. У меня нет никакого желания ниспровергать авторитеты, плясать на костях (тем более голых), кусать мертвых львиц и совершать прочие неблаговидные и малоаппетитные поступки. Я всегда считал Риту Райт-Ковалеву добротной переводчицей и пока не тороплюсь менять свое мнение. Чьи бы то ни было единичные промахи никогда не казались мне преступлением. Одна ошибка на десяток страниц? Не о чем говорить. Две? Пустяки. Три? Ничего страшного. Четыре? С кем не бывает. Пять? Да не переживайте вы так! Только в следующий раз будьте внимательнее… Но рано или поздно количество все-таки переходит в качество.
Кроме того, ошибка ошибке рознь. Неточность или даже зевок – не повод для возмущения, особенно если они не приводят к серьезным последствиям. Технический сбой, признак непрофессионализма, – не смертельно, хоть и неприятно. Но бывают ошибки – или не-ошибки, – про которые вполне можно сказать: c’est pire q’une faute, c’est un crime. Сейчас покажу одну из них.
Перевод:
Первая фраза в «Книгах Боконона» читается так:
«Все истины, которые я хочу вам изложить, – гнусная ложь».
Гнусная? Трудно было подобрать слово гнуснее. От кого, если этот человек в здравом уме, можно услышать предупреждение: сейчас я вам гнусно совру? А если этот аргумент кажется вам неубедительным, вот еще один. Вспомним эпиграф ко всей книге, выдержку из тех самых «Книг Боконона», причем уже в русском переводе:
Нет в этой книге правды, но эта неправда – «фома, и от нее ты станешь добрым и храбрым, здоровым и счастливым».
Можно ли стать добрым и счастливым благодаря гнусной лжи? В оригинале всего-навсего shameless lie – ложь откровенная, пусть даже бесстыдная или беспардонная, но уж никак не гнусная, мерзкая или отвратительная.
Вот такие вещи огорчают меня больше всего, а объяснить их можно только одной из двух причин: или полным пренебрежением к автору, или трагическим отсутствием слуха. И такие промахи заставляют меня еще сильнее сомневаться в том, что этот перевод действительно принадлежит Рите Райт.
👍39❤8😁1
В последнее время некоторые переводчики принялись нахально активно осваивать смежную профессию – писательскую. Правда, сами писатели что-то не торопятся переквалицифи... переквалировы... переквалифицировываться в переводчики. И тех и других можно понять. А поскольку писать надо о том, что хорошо знаешь, пишем мы в основном о своем ремесле. И компания переводчиков-энтузиастов (а что еще, кроме голого энтузиазма, может заставить сейчас заниматься переводом, особенно литературным?) с проектом PROtranslation решили собрать таких авторов – то есть нас – вместе и расспросить о том, как мы до этого докатились и что мы обо всем этом думаем. Мне особенно приятно, что ровно половина участников предстоящей беседы оказалась преподавателями «Азарта», а ведущая, Рита, имела неосторожность когда-то у нас поучиться. Обсудим все, что интересно, и почитаем отрывки из своих сочинений (не пугайтесь, они будут совсем маленькие). А любой слушатель сможет задать нам вопросы и выиграть одну из наших книжек. Состав такой (простите, что вылез на первое место, но алфавит рулит):
Владимир Бабков, автор книги «Игра слов»
Григорий Кружков, автор книги «Записки переводчика-рецидивиста»
Наталья Мавлевич, автор книги «Сундук Монтеня, или Приключения переводчика»
Яна Хлюстова, автор книги «Поймать Вавилонскую рыбку»
Елена Худенко, автор книги «Найдено при переводе»
Иван Чаплыгин, автор книги «Думай о смысле»
Модератор круглого стола — литературный переводчик и блогер Рита Ключак.
Встречаемся в среду 25.09, 19-00 по Мск, онлайн в программе конференции PROtranslation "Живая как жизнь". Участие бесплатно, но нужна регистрация.
Владимир Бабков, автор книги «Игра слов»
Григорий Кружков, автор книги «Записки переводчика-рецидивиста»
Наталья Мавлевич, автор книги «Сундук Монтеня, или Приключения переводчика»
Яна Хлюстова, автор книги «Поймать Вавилонскую рыбку»
Елена Худенко, автор книги «Найдено при переводе»
Иван Чаплыгин, автор книги «Думай о смысле»
Модератор круглого стола — литературный переводчик и блогер Рита Ключак.
Встречаемся в среду 25.09, 19-00 по Мск, онлайн в программе конференции PROtranslation "Живая как жизнь". Участие бесплатно, но нужна регистрация.
👍37❤16🔥9
ЗОВИТЕ МЕНЯ РИТОЙ (№7)
Перевод:
Роман описывал конец света в двухтысячном году, он так и назывался: Анно Домини, 2000. Там описывалось, как психопаты-ученые сделали чудовищную бомбу, стершую все с лица земли. Когда люди узнали, что скоро конец света, они устроили чудовищную оргию…
Так в издании 1978 года. В других роман называется иначе: «2000», «Ад 2000» (интересно, чей это креатив?) или вовсе никак. По мне, достаточно цифры – по аналогии с «1984» – и уж точно не надо переводить A.D. как «Анно Домини». Еще одна неприятность в этом фрагменте – неряшливая вторая фраза: дело выглядит так, будто ученые сделали бомбу, которая стерла всех и вся еще до своего создания.
Но в оригинал я в этом месте полез по другому поводу: мне показался чудовищно странным повтор слова чудовищная. Поначалу его можно счесть намеренным, но перекличка получается глупая: ах, вы нам чудовищную бомбу? так нате вам чудовищную оргию! – а у Воннегута хватает вкуса и лексикона на то, чтобы таких глупостей себе не позволять. Он и не позволил:
The novel was about the end of the world in the year 2000, and the name of the book was 2000 A.D. It told about how mad scientists made a terrific bomb that wiped out the whole world. There was a big sex orgy when everybody knew that the world was going to end…
Ах вот оно что! В оригинале стоит чудовищное three-letter word – и, разумеется, нет никакого повтора. (Кстати, насчет повторов: как думаете, почему Воннегут написал «the name of the book» вместо простого «its name» – не потому ли, что следующая фраза начинается с it и ему не хотелось повторять даже это коротенькое местоимение?)
Эта виртуальная борьба с явлением, которого в СССР, как известно, не было, не так безобидна, как кажется. Здесь маленькая цензурная поправка потащила за собой другие и в результате испортила всю главу. Уже в следующем абзаце от фразы My brother Frank made it his personal property, on account of the dirty parts в переводе осталось только «Мой брат, Фрэнк, присвоил ее у себя в комнате…» (в другом издании не присвоил, а пристроил, но криво и так и сяк). Дальше герой рассказывает, как они с братом перечитывали описание оргии сто тысяч раз, пока старшая сестра не отобрала у них рукопись, назвав ее a piece of dirty rotten filth (в переводе то ли Рита, то ли Маргарита тоже возмутилась от души: дрянь, сплошная мерзость! – но этого ей показалось мало, и она в сердцах добавила: просто гадость).
Обидно, что во всех постсоветских изданиях (по крайней мере, в тех, которые я видел) это место так и осталось нетронутым. Не для того мы боролись с коммунизмом, чтобы пустить к себе в переводы всякую дрянь и мерзость! И даже простую гадость…
Перевод:
Роман описывал конец света в двухтысячном году, он так и назывался: Анно Домини, 2000. Там описывалось, как психопаты-ученые сделали чудовищную бомбу, стершую все с лица земли. Когда люди узнали, что скоро конец света, они устроили чудовищную оргию…
Так в издании 1978 года. В других роман называется иначе: «2000», «Ад 2000» (интересно, чей это креатив?) или вовсе никак. По мне, достаточно цифры – по аналогии с «1984» – и уж точно не надо переводить A.D. как «Анно Домини». Еще одна неприятность в этом фрагменте – неряшливая вторая фраза: дело выглядит так, будто ученые сделали бомбу, которая стерла всех и вся еще до своего создания.
Но в оригинал я в этом месте полез по другому поводу: мне показался чудовищно странным повтор слова чудовищная. Поначалу его можно счесть намеренным, но перекличка получается глупая: ах, вы нам чудовищную бомбу? так нате вам чудовищную оргию! – а у Воннегута хватает вкуса и лексикона на то, чтобы таких глупостей себе не позволять. Он и не позволил:
The novel was about the end of the world in the year 2000, and the name of the book was 2000 A.D. It told about how mad scientists made a terrific bomb that wiped out the whole world. There was a big sex orgy when everybody knew that the world was going to end…
Ах вот оно что! В оригинале стоит чудовищное three-letter word – и, разумеется, нет никакого повтора. (Кстати, насчет повторов: как думаете, почему Воннегут написал «the name of the book» вместо простого «its name» – не потому ли, что следующая фраза начинается с it и ему не хотелось повторять даже это коротенькое местоимение?)
Эта виртуальная борьба с явлением, которого в СССР, как известно, не было, не так безобидна, как кажется. Здесь маленькая цензурная поправка потащила за собой другие и в результате испортила всю главу. Уже в следующем абзаце от фразы My brother Frank made it his personal property, on account of the dirty parts в переводе осталось только «Мой брат, Фрэнк, присвоил ее у себя в комнате…» (в другом издании не присвоил, а пристроил, но криво и так и сяк). Дальше герой рассказывает, как они с братом перечитывали описание оргии сто тысяч раз, пока старшая сестра не отобрала у них рукопись, назвав ее a piece of dirty rotten filth (в переводе то ли Рита, то ли Маргарита тоже возмутилась от души: дрянь, сплошная мерзость! – но этого ей показалось мало, и она в сердцах добавила: просто гадость).
Обидно, что во всех постсоветских изданиях (по крайней мере, в тех, которые я видел) это место так и осталось нетронутым. Не для того мы боролись с коммунизмом, чтобы пустить к себе в переводы всякую дрянь и мерзость! И даже простую гадость…
😁36👍11❤5
ЗОВИТЕ МЕНЯ РИТОЙ (№8)
Еще одно характерное место. Показывая своему маленькому сыну кошачью колыбель (в ранних изданиях она неудачно названа «переплетом», но в издании 2014 года, которое сейчас продается на Литресе, это слово заменено на «плетенку» уже явно без участия представителей семьи Ковалевых, разве что внуки подключились) – так вот, показывая ему эту веревочную фигуру, профессор Хоникер говорит:
Видал? Видал? Видал?[– спросил он. –]Кошкина колыбель. Видишь кошкину колыбель? Видишь, где спит котеночек? Мяу! Мяу!
Если вы когда-нибудь дарили маленькому ребенку новую игрушку, приговаривая: видал? видал? видал? – пожалуйста, напишите об этом в комментариях, мне правда интересно. А пока я могу объяснить появление в переводе этого крайне неподходящего слова так. В оригинале слово see повторяется аж целых пять раз:
See? See? See?’ he asked. ‘Cat’s cradle. See the cat’s cradle? See where the nice pussycat sleeps? Meow. Meow.’
Конечно, воспроизводить в переводе этот пятикратный повтор не стоит хотя бы потому, что соответствующее русское слово, каким бы оно ни было, неизбежно окажется длиннее английского. Именно поэтому переводчица, кем бы она ни была, решила изменить форму глагола в первых трех позициях. Но это очень неуклюжее, чисто ученическое решение. Во-первых, вовсе не обязательно копировать само количество повторов, во-вторых, на свете есть синонимы практически для любого слова, а в-третьих, зачем вообще переводить дословно? Вариантов полно, например:
Смотри, - сказал он. – Ну-ка, смотри сюда. Это кошкина колыбелька. Видишь кошкину колыбельку? Видишь, где котеночек спит? Мяу! Мяу!
Пожалуй что, хватит уже возиться с этим переводом, но под занавес давайте еще почитаем внимательно стишок оттуда – если окажется, что он переведен хорошо, это заметно скрасит общую картину. Ну, посмотрим.
Еще одно характерное место. Показывая своему маленькому сыну кошачью колыбель (в ранних изданиях она неудачно названа «переплетом», но в издании 2014 года, которое сейчас продается на Литресе, это слово заменено на «плетенку» уже явно без участия представителей семьи Ковалевых, разве что внуки подключились) – так вот, показывая ему эту веревочную фигуру, профессор Хоникер говорит:
Видал? Видал? Видал?[– спросил он. –]Кошкина колыбель. Видишь кошкину колыбель? Видишь, где спит котеночек? Мяу! Мяу!
Если вы когда-нибудь дарили маленькому ребенку новую игрушку, приговаривая: видал? видал? видал? – пожалуйста, напишите об этом в комментариях, мне правда интересно. А пока я могу объяснить появление в переводе этого крайне неподходящего слова так. В оригинале слово see повторяется аж целых пять раз:
See? See? See?’ he asked. ‘Cat’s cradle. See the cat’s cradle? See where the nice pussycat sleeps? Meow. Meow.’
Конечно, воспроизводить в переводе этот пятикратный повтор не стоит хотя бы потому, что соответствующее русское слово, каким бы оно ни было, неизбежно окажется длиннее английского. Именно поэтому переводчица, кем бы она ни была, решила изменить форму глагола в первых трех позициях. Но это очень неуклюжее, чисто ученическое решение. Во-первых, вовсе не обязательно копировать само количество повторов, во-вторых, на свете есть синонимы практически для любого слова, а в-третьих, зачем вообще переводить дословно? Вариантов полно, например:
Смотри, - сказал он. – Ну-ка, смотри сюда. Это кошкина колыбелька. Видишь кошкину колыбельку? Видишь, где котеночек спит? Мяу! Мяу!
Пожалуй что, хватит уже возиться с этим переводом, но под занавес давайте еще почитаем внимательно стишок оттуда – если окажется, что он переведен хорошо, это заметно скрасит общую картину. Ну, посмотрим.
👍29❤21
ЗОВИТЕ МЕНЯ РИТОЙ (№9)
Все примеры, которые я приводил до сих пор, взяты с первых страниц книги. Не буду нарушать традицию и возьму первый же из вшитых в нее стишков – Воннегут называет его Пятьдесят третьим калипсо Боконона:
И пьянчужки в парке,
Лорды и кухарки,
Джефферсоновский шофер
И китайский зубодер,
Дети, женщины, мужчины –
Винтики одной машины.
Все живем мы на Земле.
Варимся в одном котле.
Хорошо, хорошо,
Это очень хорошо.
Обойдемся пока без оригинала. Что мы видим? Для начала, плохой синтаксис: стартовое «и» подразумевает конструкцию и А, и Б (, и В…), но два следующих «и» выполняют чисто соединительную роль: одно связывает лордов с кухарками, а другое – шофера с зубодером (кстати, это слово заставляет подозревать, что у Боконона был очень негативный опыт общения с зубными врачами и с тех пор он их страшно невзлюбил). Далее, озадачивает «джефферсоновский шофер». Что это за фрукт? Ну как, скажете вы, был же такой американский президент Томас Джефферсон, он еще на банкноте в два доллара нарисован (редкая, кстати, денежка – у вас есть? а у меня вот есть, храню на счастье). И у него, ясное дело, был личный шофер – ноблесс, извините за выражение, оближ. Да вот только этот бедняга (в смысле, Т.Д.) помер в 1826 году, а в ту пору (точнее, до той поры) его личный шофер мог управлять разве что какой-нибудь удалой кибиткой и назывался, соответственно, ямщиком или на худой конец кучером. Ага, тогда другой вариант: Джефферсон – это населенный пункт, славный своими шоферами. Открываем для проверки Википедию и видим там 33 (если я правильно сосчитал) топонима с таким названием в одних только США! Какой же из них удостоился чести попасть в песенку уроженца островной республики Сан-Лоренцо и почему? А бес его знает. И кем или чем бы ни был этот таинственный Джефферсон, почему от него так странно образовано прилагательное – разве не правильнее было бы джефферсонский? Мы же не пишем, например, нью-йорковский или чикаговский. В общем, я так и не понял, что за личность составляет пару кровожадному китайцу, и буду вам признателен, если вы поможете мне разгадать эту загадку.
А теперь главное. Скажите, о чем это стихотворение – не обо всем ли человечестве, включая нас с вами? Там так и говорится: все живем мы на Земле, варимся в одном котле. Но ведь в книге оно описывает всего лишь группу людей, объединенных, скажем так, общим предназначением, – Воннегут называет ее карассом (и это вовсе не обязательно наш карасс). Может, он сам дал тут маху? Посмотрим наконец в оригинал:
Oh, a sleeping drunkard
Up in Central Park,
And a lion-hunter
In the jungle dark,
And a Chinese dentist,
And a British queen—
All fit together
In the same machine.
Nice, nice, very nice;
Nice, nice, very nice;
Nice, nice, very nice—
So many different people
In the same device.
Здесь все в порядке и с синтаксисом (конструкция А, and B, and C, and D), и со смыслом: если слово machine еще оставляет почву для неопределенности, то device эту неопределенность уже полностью снимает – не назовешь же девайсом всю Землю! (Тем более что в этом стихотворении нет никакого сбивающего с толку мы.) Да и китаец не выглядит садистом. Кстати, параллель Chinese – British дает понять, что в переводе тоже подразумевается география, но даже самый крупный из городов под названием Джефферсон вряд ли может составить достойный противовес целому Китаю. Ну и наконец, сами персонажи у Воннегута-Боконона подобраны антонимично (пьяница и охотник на львов, дантист и королева), а чем шофер принципиально отличается от зубодера? Попробуйте спросить об этом кого-нибудь и увидите, как глубоко задумается ваш собеседник.
Похоже, надежды наши не оправдались и о переводе стихотворения можно сказать то же самое, что и о переводе прозаической части книги. Что конкретно – вопрос спорный, потому что видали мы переводы и похуже. Но по крайней мере понятно, чего о нем сказать нельзя. Вот этого:
Хорошо, хорошо,
Это очень хорошо.
(Окончание следует)
Все примеры, которые я приводил до сих пор, взяты с первых страниц книги. Не буду нарушать традицию и возьму первый же из вшитых в нее стишков – Воннегут называет его Пятьдесят третьим калипсо Боконона:
И пьянчужки в парке,
Лорды и кухарки,
Джефферсоновский шофер
И китайский зубодер,
Дети, женщины, мужчины –
Винтики одной машины.
Все живем мы на Земле.
Варимся в одном котле.
Хорошо, хорошо,
Это очень хорошо.
Обойдемся пока без оригинала. Что мы видим? Для начала, плохой синтаксис: стартовое «и» подразумевает конструкцию и А, и Б (, и В…), но два следующих «и» выполняют чисто соединительную роль: одно связывает лордов с кухарками, а другое – шофера с зубодером (кстати, это слово заставляет подозревать, что у Боконона был очень негативный опыт общения с зубными врачами и с тех пор он их страшно невзлюбил). Далее, озадачивает «джефферсоновский шофер». Что это за фрукт? Ну как, скажете вы, был же такой американский президент Томас Джефферсон, он еще на банкноте в два доллара нарисован (редкая, кстати, денежка – у вас есть? а у меня вот есть, храню на счастье). И у него, ясное дело, был личный шофер – ноблесс, извините за выражение, оближ. Да вот только этот бедняга (в смысле, Т.Д.) помер в 1826 году, а в ту пору (точнее, до той поры) его личный шофер мог управлять разве что какой-нибудь удалой кибиткой и назывался, соответственно, ямщиком или на худой конец кучером. Ага, тогда другой вариант: Джефферсон – это населенный пункт, славный своими шоферами. Открываем для проверки Википедию и видим там 33 (если я правильно сосчитал) топонима с таким названием в одних только США! Какой же из них удостоился чести попасть в песенку уроженца островной республики Сан-Лоренцо и почему? А бес его знает. И кем или чем бы ни был этот таинственный Джефферсон, почему от него так странно образовано прилагательное – разве не правильнее было бы джефферсонский? Мы же не пишем, например, нью-йорковский или чикаговский. В общем, я так и не понял, что за личность составляет пару кровожадному китайцу, и буду вам признателен, если вы поможете мне разгадать эту загадку.
А теперь главное. Скажите, о чем это стихотворение – не обо всем ли человечестве, включая нас с вами? Там так и говорится: все живем мы на Земле, варимся в одном котле. Но ведь в книге оно описывает всего лишь группу людей, объединенных, скажем так, общим предназначением, – Воннегут называет ее карассом (и это вовсе не обязательно наш карасс). Может, он сам дал тут маху? Посмотрим наконец в оригинал:
Oh, a sleeping drunkard
Up in Central Park,
And a lion-hunter
In the jungle dark,
And a Chinese dentist,
And a British queen—
All fit together
In the same machine.
Nice, nice, very nice;
Nice, nice, very nice;
Nice, nice, very nice—
So many different people
In the same device.
Здесь все в порядке и с синтаксисом (конструкция А, and B, and C, and D), и со смыслом: если слово machine еще оставляет почву для неопределенности, то device эту неопределенность уже полностью снимает – не назовешь же девайсом всю Землю! (Тем более что в этом стихотворении нет никакого сбивающего с толку мы.) Да и китаец не выглядит садистом. Кстати, параллель Chinese – British дает понять, что в переводе тоже подразумевается география, но даже самый крупный из городов под названием Джефферсон вряд ли может составить достойный противовес целому Китаю. Ну и наконец, сами персонажи у Воннегута-Боконона подобраны антонимично (пьяница и охотник на львов, дантист и королева), а чем шофер принципиально отличается от зубодера? Попробуйте спросить об этом кого-нибудь и увидите, как глубоко задумается ваш собеседник.
Похоже, надежды наши не оправдались и о переводе стихотворения можно сказать то же самое, что и о переводе прозаической части книги. Что конкретно – вопрос спорный, потому что видали мы переводы и похуже. Но по крайней мере понятно, чего о нем сказать нельзя. Вот этого:
Хорошо, хорошо,
Это очень хорошо.
(Окончание следует)
👍43❤10😢9🔥2🥰1
Вот здесь запись нашего недавнего разговора под названием "Круглый стол переводчиков-писателей" на конференции PROtranslation. Редкая птица досмотрит эту запись до середины, все ж таки два часа с лишним; вдобавок объединяет участников, собственно, только то, что все мы накатали по книжке (а некоторые, не будем показывать пальцем, уже и не по одной) о разных видах перевода, а людей, одинаково интересующихся всеми этими видами, наверно, единицы. Но тут уж как вышло.
Еще мне там в начале пришлось минут двадцать бороться с программой, которая, видимо, заподозрила во мне агента Моссада и на всякий случай решила отключить мой микрофон. Но потом почему-то передумала; может, проверка убедила ее в моей безвредности.
Если по мере просмотра захочется что-нибудь спросить-уточнить, пожалуйте в чат.
Спасибо всем организаторам, участникам и слушателям!
Еще мне там в начале пришлось минут двадцать бороться с программой, которая, видимо, заподозрила во мне агента Моссада и на всякий случай решила отключить мой микрофон. Но потом почему-то передумала; может, проверка убедила ее в моей безвредности.
Если по мере просмотра захочется что-нибудь спросить-уточнить, пожалуйте в чат.
Спасибо всем организаторам, участникам и слушателям!
YouTube
Конференция 2024. День 1. Круглый стол переводчиков-писателей
Презентация недавно вышедших книг о переводе и переводчиках
❤29🔥12👍4❤🔥2🤝1
ЗОВИТЕ МЕНЯ РИТОЙ (№10)
В конце концов, не слишком важно, кто переводил эту несчастную «Колыбель» – Рита, Маргарита или их кошка. На Страшном суде разберутся (кстати, почему он такой страшный? не потому ли, что там как следует прилетит даже тем, кто переводил вполне прилично и в целом вел себя хорошо, – хотя бы за первородный грех, которым в нашем случае можно считать изобретение письменности?). Гораздо интересней понять, почему мы так любим множество средне и плохо переведенных книг, искренне не замечая их недостатков. На первый взгляд такая неразборчивость кажется удивительной, но на самом деле ничего странного в ней нет, и в подтверждение этого я приведу две аналогии.
Первая – музыкальная. Часто ли нам доводится слушать вживую великих чуваков и чувих уровня Рихтера, Ойстраха, Брубека, Эллы Фицджеральд, «Винер симфоникер» или «Модерн джаз квартет»? (Записи не счет, тут моя аналогия прихрамывает.) И разве так уж редко мы получаем удовольствие от исполнения, скажем так, похуже или вообще откровенно любительского? Не знаю, как вы, а я уверенно ответил бы на оба вопроса отрицательно.
Вторая аналогия – житейская. Кому из нас при знакомстве со старыми друзьями наших старых друзей не приходилось внутренне недоумевать: да как ты можешь с ними дружить? он же полный придурок! она же круглая идиотка! Но мы помалкиваем, отлично понимая, что услышим в ответ простое и логичное: иди посмотри в зеркало. И я уж не говорю о более сильных чувствах, чем дружеские; там и вовсе царит абсолютный бардак. Так уж мы устроены, что предпочитаем видеть в других в первую очередь хорошее, а на плохое глядеть сквозь пальцы или, еще лучше, зажмурившись, особенно по молодости.
Ну а много ли мы теряем, читая хорошие книги в плохих переводах и иногда влюбляясь в них на всю жизнь? Ответ зависит от точки зрения и от нашей, так сказать, испорченности. В смысле содержания – немного. Но есть же еще и эстетика, да и переживания чисто написанный текст вызывает, как правило, более сильные. Представьте себе к примеру, что вы не читали Довлатова и вам просто пересказали парочку его сочинений – много вы при этом потеряли? На мой вкус, немало, но сколько в процентах – это, пожалуйста, оценивайте сами.
Все хорошее встречается в жизни редко, но если бы мы не умели радоваться и не очень хорошему, жить было бы совсем кисло. Зато когда мы вдруг натыкаемся на что-нибудь по-настоящему хорошее или даже близкое к безупречному, в том числе на замечательные переводы, это – конечно, при условии нашей достаточной испорченности – доставляет ни с чем не сравнимый кайф.
Ну, а касательно последнего рассмотренного случая с Гором Видалом никак нельзя согласиться: здесь Воннегут в оригинале явно выиграл.
В конце концов, не слишком важно, кто переводил эту несчастную «Колыбель» – Рита, Маргарита или их кошка. На Страшном суде разберутся (кстати, почему он такой страшный? не потому ли, что там как следует прилетит даже тем, кто переводил вполне прилично и в целом вел себя хорошо, – хотя бы за первородный грех, которым в нашем случае можно считать изобретение письменности?). Гораздо интересней понять, почему мы так любим множество средне и плохо переведенных книг, искренне не замечая их недостатков. На первый взгляд такая неразборчивость кажется удивительной, но на самом деле ничего странного в ней нет, и в подтверждение этого я приведу две аналогии.
Первая – музыкальная. Часто ли нам доводится слушать вживую великих чуваков и чувих уровня Рихтера, Ойстраха, Брубека, Эллы Фицджеральд, «Винер симфоникер» или «Модерн джаз квартет»? (Записи не счет, тут моя аналогия прихрамывает.) И разве так уж редко мы получаем удовольствие от исполнения, скажем так, похуже или вообще откровенно любительского? Не знаю, как вы, а я уверенно ответил бы на оба вопроса отрицательно.
Вторая аналогия – житейская. Кому из нас при знакомстве со старыми друзьями наших старых друзей не приходилось внутренне недоумевать: да как ты можешь с ними дружить? он же полный придурок! она же круглая идиотка! Но мы помалкиваем, отлично понимая, что услышим в ответ простое и логичное: иди посмотри в зеркало. И я уж не говорю о более сильных чувствах, чем дружеские; там и вовсе царит абсолютный бардак. Так уж мы устроены, что предпочитаем видеть в других в первую очередь хорошее, а на плохое глядеть сквозь пальцы или, еще лучше, зажмурившись, особенно по молодости.
Ну а много ли мы теряем, читая хорошие книги в плохих переводах и иногда влюбляясь в них на всю жизнь? Ответ зависит от точки зрения и от нашей, так сказать, испорченности. В смысле содержания – немного. Но есть же еще и эстетика, да и переживания чисто написанный текст вызывает, как правило, более сильные. Представьте себе к примеру, что вы не читали Довлатова и вам просто пересказали парочку его сочинений – много вы при этом потеряли? На мой вкус, немало, но сколько в процентах – это, пожалуйста, оценивайте сами.
Все хорошее встречается в жизни редко, но если бы мы не умели радоваться и не очень хорошему, жить было бы совсем кисло. Зато когда мы вдруг натыкаемся на что-нибудь по-настоящему хорошее или даже близкое к безупречному, в том числе на замечательные переводы, это – конечно, при условии нашей достаточной испорченности – доставляет ни с чем не сравнимый кайф.
Ну, а касательно последнего рассмотренного случая с Гором Видалом никак нельзя согласиться: здесь Воннегут в оригинале явно выиграл.
👍39❤12❤🔥9