Норин и компания. Книжки & Игрушки

Новый мир, кстати, не шибко уютен. «Центурионы» пронизаны ощущением слома эпохи, конца привычного. Один из ключевых персонажей, аристократ с длинной родословной и фамильным замком, понимает это куда раньше своего привычного круга, и откровенно чувствует себя как муха в сметане. Другой решает, что нужно вести в Алжире такую войну, которая будет отвечать своему времени, когда война – скорее политика, чем боевые действия. Вообще, герои – просто-таки украшение книги. Всегда помнят, кто они и откуда (точнее, автор помнит) – и им не дают об этом забыть окружающие. Они все попали в парашютисты из разных слоев; кто-то в детстве был пастухом, а как чуть подрос – контрабандистом, другой из семьи рафинированного интеллектуала, третий – буржуа, и у каждого – множество социальных связей, багаж, который он тащит из прошлого, и рад бы бросить, но некоторые вещи с тобой всегда. Иногда кажется, это просто-таки социологический роман, слепок тогдашней Франции в ее многообразии. Они неидеальны, они где-то эгоистичны, где-то нахальны, часто жестоки, но всегда очень убедительны.

Характеры их женщин пронизаны тем же ощущением, почти декадентским; иногда витающее в воздухе чувство достойной обреченности напоминает не военный роман, а нуар. А нуар – это место мужественных мужчин, женственных женщин и неизменно болезненных отношений между ними.

Многие вещи, которые кажутся нам сейчас почти общим местом в описаниях локальных войн, полупартизанских, полутеррористических конфликтов – в момент, когда о них писал Лартеги, еще толком не были отрефлексированы. «Центурионы», раз уж мир и война изменились, снимают белые перчатки, а идеология и полевая дипломатия оказываются часто важнее дисциплины и конкретно тактических решений. Лартеги обо многих вещах говорит очень откровенно, включая такие, что не происходи все это в пространстве романа, героев обвиняли бы в военных преступлениях.

Прототипов, кстати, и обвиняли. Полковник Марсель Бижар, абсолютно прозрачный и широко известный во Франции прототип одного из главных «Центурионов», и при жизни и после смерти не был человеком, которого считало героем в едином прорыве все общество. Его обвиняли и в пытках (что было правдой), и даже в причастности к изнасилованию (что, скорее всего, не так).

На родине Лартеги в представлении не нуждается. «Центурионы» там бестселлер, тиражи – миллионные. В США англоязычный перевод растащили на цитаты, его охотно читают военные в контексте партизанских войн и антипартизанской борьбы, а недавнее переиздание увидело свет с подачи генерала Дэвида Петреуса – пожалуй, наиболее квалифицированного и успешного командующего американским контингентом в Ираке.

Нам тоже есть, что почерпнуть из французского опыта в Индокитае и Алжире. В прошлом России много войн, похожих на Алжир и Вьетнам. И, вероятно, еще немало будет. И многие мотивы «Центурионов» могли быть близки уже нашим центурионам 90-х, сражавшимся, защищая Рим, который предпочел бы не заметить их жертвы. И как многим героям наших 90-х, центурионам Лартеги предстоят кампании, которые кончатся оглушительными поражениями или бесплодными победами. Ну что ж, и в поражении можно сохранять мужество и достоинство. Даже на грязных войнах – а войны становятся грязнее прямо на их глазах.

Лартеги настолько удачно сплел художественный вымысел с документальными подробностями, что их часто невозможно разъять. И апофеоз этого подхода – письмо римского центуриона, открывающее книгу – убедительное, но являющееся в действительности мистификацией. Но… в конце концов, какая разница, что этого письма в реальности не было. Это художественная книга, и такое письмо – могло быть.

Эта книга посвящена Франции и ее окраинам в 50-е годы, и представление о тогдашней реальности даст дополнительные преимущества при чтении, но ее можно и нужно читать и так. Это блестящая психологически и исторически достоверная книга, глубокая и разумная. Я получил огромное удовольствие от чтения и желаю того же Вам.

www.tgoop.com/norinknizhki/111

15.0K viewsЕвгений Норин, edited  Dec 17 at 08:29

Новый мир, кстати, не шибко уютен. «Центурионы» пронизаны ощущением слома эпохи, конца привычного. Один из ключевых персонажей, аристократ с длинной родословной и фамильным замком, понимает это куда раньше своего привычного круга, и откровенно чувствует себя как муха в сметане. Другой решает, что нужно вести в Алжире такую войну, которая будет отвечать своему времени, когда война – скорее политика, чем боевые действия. Вообще, герои – просто-таки украшение книги. Всегда помнят, кто они и откуда (точнее, автор помнит) – и им не дают об этом забыть окружающие. Они все попали в парашютисты из разных слоев; кто-то в детстве был пастухом, а как чуть подрос – контрабандистом, другой из семьи рафинированного интеллектуала, третий – буржуа, и у каждого – множество социальных связей, багаж, который он тащит из прошлого, и рад бы бросить, но некоторые вещи с тобой всегда. Иногда кажется, это просто-таки социологический роман, слепок тогдашней Франции в ее многообразии. Они неидеальны, они где-то эгоистичны, где-то нахальны, часто жестоки, но всегда очень убедительны.

Характеры их женщин пронизаны тем же ощущением, почти декадентским; иногда витающее в воздухе чувство достойной обреченности напоминает не военный роман, а нуар. А нуар – это место мужественных мужчин, женственных женщин и неизменно болезненных отношений между ними.

Многие вещи, которые кажутся нам сейчас почти общим местом в описаниях локальных войн, полупартизанских, полутеррористических конфликтов – в момент, когда о них писал Лартеги, еще толком не были отрефлексированы. «Центурионы», раз уж мир и война изменились, снимают белые перчатки, а идеология и полевая дипломатия оказываются часто важнее дисциплины и конкретно тактических решений. Лартеги обо многих вещах говорит очень откровенно, включая такие, что не происходи все это в пространстве романа, героев обвиняли бы в военных преступлениях.

Прототипов, кстати, и обвиняли. Полковник Марсель Бижар, абсолютно прозрачный и широко известный во Франции прототип одного из главных «Центурионов», и при жизни и после смерти не был человеком, которого считало героем в едином прорыве все общество. Его обвиняли и в пытках (что было правдой), и даже в причастности к изнасилованию (что, скорее всего, не так).

На родине Лартеги в представлении не нуждается. «Центурионы» там бестселлер, тиражи – миллионные. В США англоязычный перевод растащили на цитаты, его охотно читают военные в контексте партизанских войн и антипартизанской борьбы, а недавнее переиздание увидело свет с подачи генерала Дэвида Петреуса – пожалуй, наиболее квалифицированного и успешного командующего американским контингентом в Ираке.

Нам тоже есть, что почерпнуть из французского опыта в Индокитае и Алжире. В прошлом России много войн, похожих на Алжир и Вьетнам. И, вероятно, еще немало будет. И многие мотивы «Центурионов» могли быть близки уже нашим центурионам 90-х, сражавшимся, защищая Рим, который предпочел бы не заметить их жертвы. И как многим героям наших 90-х, центурионам Лартеги предстоят кампании, которые кончатся оглушительными поражениями или бесплодными победами. Ну что ж, и в поражении можно сохранять мужество и достоинство. Даже на грязных войнах – а войны становятся грязнее прямо на их глазах.

Лартеги настолько удачно сплел художественный вымысел с документальными подробностями, что их часто невозможно разъять. И апофеоз этого подхода – письмо римского центуриона, открывающее книгу – убедительное, но являющееся в действительности мистификацией. Но… в конце концов, какая разница, что этого письма в реальности не было. Это художественная книга, и такое письмо – могло быть.

Эта книга посвящена Франции и ее окраинам в 50-е годы, и представление о тогдашней реальности даст дополнительные преимущества при чтении, но ее можно и нужно читать и так. Это блестящая психологически и исторически достоверная книга, глубокая и разумная. Я получил огромное удовольствие от чтения и желаю того же Вам.

BY Норин и компания. Книжки & Игрушки