ОДИН ИЛЬИН

ВЕЧНЫЙ ОТЧИМ

Батя был буйный. Сейчас все больше говорят, что он умница, спортсмен и имел большое сердце, но все, кто рос при нем, больше помнят пьяные танцы с оркестром, дымящийся парламент и седовласое мычание. Те, кто постарше, знают, что руки у него в крови, хотя сейчас вспоминать это не принято. Мать тоже редко об этом говорит, потому что дрался он тогда за нее, а раз дрался - значит, любил. Любил по-своему, по-уральски, но по меркам его мутной вселенной любовь это была кристальная.

Потом пришел отчим. Был он не в пример бате строгим, собранным: не мычал, а чеканил - слова разделяли паузы, а голову - пробор. Правда, после вольного отцовского духа его мелкотравчатые повадки казались многим забавными, но он быстро доказал, что умеет быть настоящим мужиком. Много чего сделал по дому, жестко поговорил с соседом-кавказцем, а остальным напомнил, что мы вообще-то тоже тут живем и было бы неплохо спрашивать нашу семью, в очередной раз перекрашивая подъезд. Из дома постепенно пропали все старые батины кореша, зато пришли друзья отчима - вместе они постоянно что-то делали, чинили, организовывали, звали кого-то в гости, сами куда-то ездили - и чем громче была затея, тем интереснее было и им, и нам.
В целом, стало сыто и весело, только вот мама все чаще была одна.

Нет, конечно, жить она начала гораздо лучше. Да и выглядеть тоже. Многие гости любили сказать, какая она теперь красавица и что при отце было совсем не то. Мать тупила глаза в пол - все думали, чтобы скрыть смущение, а оказалось - чтобы спрятать несчастье. Ведь положено ли быть несчастной при таком мужчине? Сильный, юморной, вечно подтянутый - многие, не скрываясь, говорили, что мечтают о таком. И действительно мечтали и даже приходили к нам жить, потому что на расстоянии не могли знать того, что за двадцать совместных лет так хорошо усвоила мать: отчим постоянно лгал.

Возможно, где-то в начале отношений между ними и была любовь, но с каждым годом они все больше отдалялись друг от друга, продолжая на людях создавать видимость идеальной пары. При других отчим бесперечь говорил о матери, превозносил ее, клялся защищать - но когда они оставались один на один, он нагло и беззастенчиво врал. Врал о том, где был, что делал, сколько потратил денег и зачем это нужно. Врал о своих друзьях, о родне, о соседях по лестничной клетке и даже о тех, кто жил в других подъездах. Будучи пойманным на вранье, дико злился, щурил стальные глазки и показывал на квартиру, на все отремонтированное и сделанное: ну, разве ты плохо живешь? Что же ты постоянно лезешь не в свое дело? А если мать все-таки настаивала, если требовала истины, он ее бил: чтобы не портила его блестящий брак своими дурацкими вопросами.

Мама несколько раз думала с ним развестись, но он всегда был против. Говорил, что любит ее, что ей дорожит, а потом добавлял на ухо: кто тебя еще такую возьмет? Кто, если не я?

Сегодня отчим объявил, что они с матерью будут вместе до конца. Мать стояла рядом, сильно накрашенная, недавно переболевшая, в аляповатом, криво сшитом, но очень дорогом наряде. Он что-то привычно чеканил, а она исступленно кивала, подтверждая каждое его слово, и все сильнее сжимала его руку, делая вид, что это он сжимает ее. Мать смирилась с ним и страшно боялась остаться одна, но все-таки смотрела на нас с тихим сожалением: понимая, что мы выросли в нелюбви.

www.tgoop.com/odinilyin/22

1.1K viewsedited  Jul 2, 2020 at 14:11

ВЕЧНЫЙ ОТЧИМ

Батя был буйный. Сейчас все больше говорят, что он умница, спортсмен и имел большое сердце, но все, кто рос при нем, больше помнят пьяные танцы с оркестром, дымящийся парламент и седовласое мычание. Те, кто постарше, знают, что руки у него в крови, хотя сейчас вспоминать это не принято. Мать тоже редко об этом говорит, потому что дрался он тогда за нее, а раз дрался - значит, любил. Любил по-своему, по-уральски, но по меркам его мутной вселенной любовь это была кристальная.

Потом пришел отчим. Был он не в пример бате строгим, собранным: не мычал, а чеканил - слова разделяли паузы, а голову - пробор. Правда, после вольного отцовского духа его мелкотравчатые повадки казались многим забавными, но он быстро доказал, что умеет быть настоящим мужиком. Много чего сделал по дому, жестко поговорил с соседом-кавказцем, а остальным напомнил, что мы вообще-то тоже тут живем и было бы неплохо спрашивать нашу семью, в очередной раз перекрашивая подъезд. Из дома постепенно пропали все старые батины кореша, зато пришли друзья отчима - вместе они постоянно что-то делали, чинили, организовывали, звали кого-то в гости, сами куда-то ездили - и чем громче была затея, тем интереснее было и им, и нам.
В целом, стало сыто и весело, только вот мама все чаще была одна.

Нет, конечно, жить она начала гораздо лучше. Да и выглядеть тоже. Многие гости любили сказать, какая она теперь красавица и что при отце было совсем не то. Мать тупила глаза в пол - все думали, чтобы скрыть смущение, а оказалось - чтобы спрятать несчастье. Ведь положено ли быть несчастной при таком мужчине? Сильный, юморной, вечно подтянутый - многие, не скрываясь, говорили, что мечтают о таком. И действительно мечтали и даже приходили к нам жить, потому что на расстоянии не могли знать того, что за двадцать совместных лет так хорошо усвоила мать: отчим постоянно лгал.

Возможно, где-то в начале отношений между ними и была любовь, но с каждым годом они все больше отдалялись друг от друга, продолжая на людях создавать видимость идеальной пары. При других отчим бесперечь говорил о матери, превозносил ее, клялся защищать - но когда они оставались один на один, он нагло и беззастенчиво врал. Врал о том, где был, что делал, сколько потратил денег и зачем это нужно. Врал о своих друзьях, о родне, о соседях по лестничной клетке и даже о тех, кто жил в других подъездах. Будучи пойманным на вранье, дико злился, щурил стальные глазки и показывал на квартиру, на все отремонтированное и сделанное: ну, разве ты плохо живешь? Что же ты постоянно лезешь не в свое дело? А если мать все-таки настаивала, если требовала истины, он ее бил: чтобы не портила его блестящий брак своими дурацкими вопросами.

Мама несколько раз думала с ним развестись, но он всегда был против. Говорил, что любит ее, что ей дорожит, а потом добавлял на ухо: кто тебя еще такую возьмет? Кто, если не я?

Сегодня отчим объявил, что они с матерью будут вместе до конца. Мать стояла рядом, сильно накрашенная, недавно переболевшая, в аляповатом, криво сшитом, но очень дорогом наряде. Он что-то привычно чеканил, а она исступленно кивала, подтверждая каждое его слово, и все сильнее сжимала его руку, делая вид, что это он сжимает ее. Мать смирилась с ним и страшно боялась остаться одна, но все-таки смотрела на нас с тихим сожалением: понимая, что мы выросли в нелюбви.

BY ОДИН ИЛЬИН