«Железная дева» появляется уже в самом начале «Сонной Лощины» Бёртона.
В сцене спора Икабода и бургомистра на заднем плане заметен подсудимый в клетке, повторяющей очертания тела. Внутри она утыкана шипами, а наверху дополнена тисками для сдавливания головы. Молодой констебль как раз произносит пламенную речь о необходимости отказа от варварских практик прошлого. И пыточная конструкция становится наглядной иллюстрацией «средневековых ужасов».
Но главная «железная дева» фильма, конечно, обитает в кошмарах Икабода Крейна. Она похожа на самый знаменитый вариант «железной девы», нюрнбергский, который впервые показали зрителям около 1802 года.
Вообще «железные девы» — исторический миф, придуманный в XIX веке. Он вполне отвечал вкусам викторианской публики. Которая, при всем ханжестве, морализаторстве и любви к слащавым образам, обожала всяческие скандальные ужасы и питала тайную склонность к садомазохизму.
Примерно тогда же появляются разнообразные псевдосредневековые орудия пыток. И «настоящие» железные «пояса верности», вдохновленные сатирическими гравюрами и рисунками XV-XVI века.
Вдохновение для образа якобы средневековой «железной девы», возможно, черпали в античных описаниях казней. Например, в рассказе Полибия о спартанском тиране Набисе или в описании казни Марка Атилия Регула карфагенянами.
В любом случае, мифы уже давно вышли за порог туристических музеев пыток. И пустили прочные корни в популярной культуре. К примеру, в комиксе Оливье Ледруа «Реквием — рыцарь-вампир» (Requiem Chevalier Vampire) герою приходится сражаться с колоссальной железной девой, внутри которой прячется настоятельница монастыря Сестер Крови. Но жизнь этих образов в масскульте — сюжет для отдельного рассказа.
А сцена, в которой Икабод видит глаза своей матери, заключенной внутри «железной девы», выглядит прямой цитатой из хоррора Роджера Кормана «Колодец и маятник» (The Pit and the Pendulum, 1961). Там обезумевший Николас, сын инквизитора, запирает свою жену Элизабет в «железной деве». И ее полные страха глаза показывают крупным планом.
О том, как «Сонная Лощина» стала для Бёртона признанием в любви классическим ужастикам, я и расскажу в следующем посте.
Panfilov FM
#макабр_фм #панфилов_обозревает #разбор_соннаялощина
В сцене спора Икабода и бургомистра на заднем плане заметен подсудимый в клетке, повторяющей очертания тела. Внутри она утыкана шипами, а наверху дополнена тисками для сдавливания головы. Молодой констебль как раз произносит пламенную речь о необходимости отказа от варварских практик прошлого. И пыточная конструкция становится наглядной иллюстрацией «средневековых ужасов».
Но главная «железная дева» фильма, конечно, обитает в кошмарах Икабода Крейна. Она похожа на самый знаменитый вариант «железной девы», нюрнбергский, который впервые показали зрителям около 1802 года.
Вообще «железные девы» — исторический миф, придуманный в XIX веке. Он вполне отвечал вкусам викторианской публики. Которая, при всем ханжестве, морализаторстве и любви к слащавым образам, обожала всяческие скандальные ужасы и питала тайную склонность к садомазохизму.
Примерно тогда же появляются разнообразные псевдосредневековые орудия пыток. И «настоящие» железные «пояса верности», вдохновленные сатирическими гравюрами и рисунками XV-XVI века.
Вдохновение для образа якобы средневековой «железной девы», возможно, черпали в античных описаниях казней. Например, в рассказе Полибия о спартанском тиране Набисе или в описании казни Марка Атилия Регула карфагенянами.
В любом случае, мифы уже давно вышли за порог туристических музеев пыток. И пустили прочные корни в популярной культуре. К примеру, в комиксе Оливье Ледруа «Реквием — рыцарь-вампир» (Requiem Chevalier Vampire) герою приходится сражаться с колоссальной железной девой, внутри которой прячется настоятельница монастыря Сестер Крови. Но жизнь этих образов в масскульте — сюжет для отдельного рассказа.
А сцена, в которой Икабод видит глаза своей матери, заключенной внутри «железной девы», выглядит прямой цитатой из хоррора Роджера Кормана «Колодец и маятник» (The Pit and the Pendulum, 1961). Там обезумевший Николас, сын инквизитора, запирает свою жену Элизабет в «железной деве». И ее полные страха глаза показывают крупным планом.
О том, как «Сонная Лощина» стала для Бёртона признанием в любви классическим ужастикам, я и расскажу в следующем посте.
Panfilov FM
#макабр_фм #панфилов_обозревает #разбор_соннаялощина
tgoop.com/panfilovfm/1624
Create:
Last Update:
Last Update:
«Железная дева» появляется уже в самом начале «Сонной Лощины» Бёртона.
В сцене спора Икабода и бургомистра на заднем плане заметен подсудимый в клетке, повторяющей очертания тела. Внутри она утыкана шипами, а наверху дополнена тисками для сдавливания головы. Молодой констебль как раз произносит пламенную речь о необходимости отказа от варварских практик прошлого. И пыточная конструкция становится наглядной иллюстрацией «средневековых ужасов».
Но главная «железная дева» фильма, конечно, обитает в кошмарах Икабода Крейна. Она похожа на самый знаменитый вариант «железной девы», нюрнбергский, который впервые показали зрителям около 1802 года.
Вообще «железные девы» — исторический миф, придуманный в XIX веке. Он вполне отвечал вкусам викторианской публики. Которая, при всем ханжестве, морализаторстве и любви к слащавым образам, обожала всяческие скандальные ужасы и питала тайную склонность к садомазохизму.
Примерно тогда же появляются разнообразные псевдосредневековые орудия пыток. И «настоящие» железные «пояса верности», вдохновленные сатирическими гравюрами и рисунками XV-XVI века.
Вдохновение для образа якобы средневековой «железной девы», возможно, черпали в античных описаниях казней. Например, в рассказе Полибия о спартанском тиране Набисе или в описании казни Марка Атилия Регула карфагенянами.
В любом случае, мифы уже давно вышли за порог туристических музеев пыток. И пустили прочные корни в популярной культуре. К примеру, в комиксе Оливье Ледруа «Реквием — рыцарь-вампир» (Requiem Chevalier Vampire) герою приходится сражаться с колоссальной железной девой, внутри которой прячется настоятельница монастыря Сестер Крови. Но жизнь этих образов в масскульте — сюжет для отдельного рассказа.
А сцена, в которой Икабод видит глаза своей матери, заключенной внутри «железной девы», выглядит прямой цитатой из хоррора Роджера Кормана «Колодец и маятник» (The Pit and the Pendulum, 1961). Там обезумевший Николас, сын инквизитора, запирает свою жену Элизабет в «железной деве». И ее полные страха глаза показывают крупным планом.
О том, как «Сонная Лощина» стала для Бёртона признанием в любви классическим ужастикам, я и расскажу в следующем посте.
Panfilov FM
#макабр_фм #панфилов_обозревает #разбор_соннаялощина
В сцене спора Икабода и бургомистра на заднем плане заметен подсудимый в клетке, повторяющей очертания тела. Внутри она утыкана шипами, а наверху дополнена тисками для сдавливания головы. Молодой констебль как раз произносит пламенную речь о необходимости отказа от варварских практик прошлого. И пыточная конструкция становится наглядной иллюстрацией «средневековых ужасов».
Но главная «железная дева» фильма, конечно, обитает в кошмарах Икабода Крейна. Она похожа на самый знаменитый вариант «железной девы», нюрнбергский, который впервые показали зрителям около 1802 года.
Вообще «железные девы» — исторический миф, придуманный в XIX веке. Он вполне отвечал вкусам викторианской публики. Которая, при всем ханжестве, морализаторстве и любви к слащавым образам, обожала всяческие скандальные ужасы и питала тайную склонность к садомазохизму.
Примерно тогда же появляются разнообразные псевдосредневековые орудия пыток. И «настоящие» железные «пояса верности», вдохновленные сатирическими гравюрами и рисунками XV-XVI века.
Вдохновение для образа якобы средневековой «железной девы», возможно, черпали в античных описаниях казней. Например, в рассказе Полибия о спартанском тиране Набисе или в описании казни Марка Атилия Регула карфагенянами.
В любом случае, мифы уже давно вышли за порог туристических музеев пыток. И пустили прочные корни в популярной культуре. К примеру, в комиксе Оливье Ледруа «Реквием — рыцарь-вампир» (Requiem Chevalier Vampire) герою приходится сражаться с колоссальной железной девой, внутри которой прячется настоятельница монастыря Сестер Крови. Но жизнь этих образов в масскульте — сюжет для отдельного рассказа.
А сцена, в которой Икабод видит глаза своей матери, заключенной внутри «железной девы», выглядит прямой цитатой из хоррора Роджера Кормана «Колодец и маятник» (The Pit and the Pendulum, 1961). Там обезумевший Николас, сын инквизитора, запирает свою жену Элизабет в «железной деве». И ее полные страха глаза показывают крупным планом.
О том, как «Сонная Лощина» стала для Бёртона признанием в любви классическим ужастикам, я и расскажу в следующем посте.
Panfilov FM
#макабр_фм #панфилов_обозревает #разбор_соннаялощина
BY Panfilov FM — Масскульт глазами историка
Share with your friend now:
tgoop.com/panfilovfm/1624