Посмотрел «Носферату» Эггерса.
Сразу предупрежу — если рассчитываете на красивую страшную сказку, но никогда не видели фильмов Эггерса, лучше сперва посмотрите какой-нибудь из них. Чтобы понять, подходит ли вам такое.
Потому что «Носферату», как и другие его работы, именно фильм ужасов. Со скримерами, судорогами, закатыванием глаз и струйкой слюны на губах одержимой Эллен, отгрызанием головы голубю, etc.
Здесь неразрывно переплетаются прекрасное и омерзительное. А зло не сводится к видениям и кошмарам, временами обретая осязаемую форму.
Таких сцен немного, но они разбросаны по всему фильму. И ощутимо встряхивают зрителя всякий раз, когда тот расслабляется и начинает медитативно созерцать заснеженные горы или улочки города 1830-х.
Декорации и костюмы, о которых я столько писал, на мой вкус, почти безупречны. Как и общий холодный колорит, напоминающий выцветшие акварели. Тяжелый гулкий голос Орлока почти всё время говорит на румынском, что тоже уместно.
Пожалуй, в чем Эггерса подвела погоня за аутентичностью, так это в одной детали.
Усах носферату.
Понятно, что аристократ из Трансильвании, как и Влад Цепеш, прототип Дракулы и Орлока, действительно их носил бы. И всё же в первых сценах с Орлоком усы гротескны до комичности. Особенно в сочетании с ломаной речью графа. Как будто смотришь хоррор-версию «Бората». Дальше к ним, к счастью, уже привыкаешь.
Главная героиня «Носферату», безусловно, Эллен, наделенная исключительной восприимчивостью к сверхъестественному миру. Еще в детстве она привлекает внимание темной силы. Неупокоенного колдуна-вампира, который начинает посещать ее сны. Встречаются два одиночества, два голода. Здесь нет возможности любви, только всепоглощающее влечение.
Окружающие списывают поведение Эллен на склонность к истерическим припадкам и расстроенные нервы. Природу ее одержимости понимает только доктор Эберхарт фон Франц (Уиллем Дефо). По его словам, Эллен в другой жизни могла бы стать жрицей Исиды.
Оккультизм, как и фольклор — две важных темы для эпохи романтизма, вплетенные в сюжет фильма. Особенно красочна сцена, в которой цыгане ищут спящего в могиле вампира. Сам Фон Франц — эксцентричный алхимик, вроде персонажа «Саламандры» Одоевского. Он говорит о слепой вере в «газовый рожок прогресса», замечая, что Эпоха Просвещения закрыла людям глаза на реальность сверхъестественного.
«Носферату» пронизан тяжелым, темным эротизмом, переданным через тему одержимости и голода. Как настоящий упырь из сказок, Орлок чудовищен и ненасытен. Вместо лощеного аристократа из «Вампира» Полидори, с которого начинается романтизация кровопийц, мы видим сипящий полуразложившийся труп.
История о встрече девы и ожившего трупа была хорошо знакома людям конца XVIII-первой половины XIX века. Как и мода на страшное, и сочетание прекрасного и омерзительного.
Например, в популярной балладе «Ленора» Готфрида Бюргера (Lenore, 1773) мертвец возвращается за возлюбленной и забирает ее в могилу: «О страх!.. в одно мгновенье / Кусок одежды за куском / Слетел с него, как тленье; / И нет уж кожи на костях; / Безглазый череп на плечах; / <...> Лежит Ленора в страхе / Полмертвая на прахе». Апостол романтизма в России, поэт Василий Жуковский, который перевел эти строки, еще и написал сразу два подражания «Леноре».
Хватало и визуальных образов. В «Ночном кошмаре» Иоганна Генриха Фюсли уродливое создание сидит на груди разметавшейся на постели жертвы. И если Фюсли всё же облачил ее в полупрозрачные ткани, то его друг, датчанин Абильгор, в 1800 году изобразил героиню нагой.
Эта тема — сочетание женской наготы и отвратительных чудовищ, в том числе восставших мертвецов — продолжает жить столетия спустя. Например, в фантазиях испанца Луиса Ройо. Или в гораздо более изысканных и болезненных образах Вани Журавлева. С чьих рисунков будто сошли последние кадры «Носферату» Эггерса.
Предыдущие посты о фильме Эггерса, в том числе серию постов о костюмах, вы найдете по тегу #разбор_носферату
Panfilov FM
#панфилов_обозревает #разбор_носферату
Сразу предупрежу — если рассчитываете на красивую страшную сказку, но никогда не видели фильмов Эггерса, лучше сперва посмотрите какой-нибудь из них. Чтобы понять, подходит ли вам такое.
Потому что «Носферату», как и другие его работы, именно фильм ужасов. Со скримерами, судорогами, закатыванием глаз и струйкой слюны на губах одержимой Эллен, отгрызанием головы голубю, etc.
Здесь неразрывно переплетаются прекрасное и омерзительное. А зло не сводится к видениям и кошмарам, временами обретая осязаемую форму.
Таких сцен немного, но они разбросаны по всему фильму. И ощутимо встряхивают зрителя всякий раз, когда тот расслабляется и начинает медитативно созерцать заснеженные горы или улочки города 1830-х.
Декорации и костюмы, о которых я столько писал, на мой вкус, почти безупречны. Как и общий холодный колорит, напоминающий выцветшие акварели. Тяжелый гулкий голос Орлока почти всё время говорит на румынском, что тоже уместно.
Пожалуй, в чем Эггерса подвела погоня за аутентичностью, так это в одной детали.
Усах носферату.
Понятно, что аристократ из Трансильвании, как и Влад Цепеш, прототип Дракулы и Орлока, действительно их носил бы. И всё же в первых сценах с Орлоком усы гротескны до комичности. Особенно в сочетании с ломаной речью графа. Как будто смотришь хоррор-версию «Бората». Дальше к ним, к счастью, уже привыкаешь.
Главная героиня «Носферату», безусловно, Эллен, наделенная исключительной восприимчивостью к сверхъестественному миру. Еще в детстве она привлекает внимание темной силы. Неупокоенного колдуна-вампира, который начинает посещать ее сны. Встречаются два одиночества, два голода. Здесь нет возможности любви, только всепоглощающее влечение.
Окружающие списывают поведение Эллен на склонность к истерическим припадкам и расстроенные нервы. Природу ее одержимости понимает только доктор Эберхарт фон Франц (Уиллем Дефо). По его словам, Эллен в другой жизни могла бы стать жрицей Исиды.
Оккультизм, как и фольклор — две важных темы для эпохи романтизма, вплетенные в сюжет фильма. Особенно красочна сцена, в которой цыгане ищут спящего в могиле вампира. Сам Фон Франц — эксцентричный алхимик, вроде персонажа «Саламандры» Одоевского. Он говорит о слепой вере в «газовый рожок прогресса», замечая, что Эпоха Просвещения закрыла людям глаза на реальность сверхъестественного.
«Носферату» пронизан тяжелым, темным эротизмом, переданным через тему одержимости и голода. Как настоящий упырь из сказок, Орлок чудовищен и ненасытен. Вместо лощеного аристократа из «Вампира» Полидори, с которого начинается романтизация кровопийц, мы видим сипящий полуразложившийся труп.
История о встрече девы и ожившего трупа была хорошо знакома людям конца XVIII-первой половины XIX века. Как и мода на страшное, и сочетание прекрасного и омерзительного.
Например, в популярной балладе «Ленора» Готфрида Бюргера (Lenore, 1773) мертвец возвращается за возлюбленной и забирает ее в могилу: «О страх!.. в одно мгновенье / Кусок одежды за куском / Слетел с него, как тленье; / И нет уж кожи на костях; / Безглазый череп на плечах; / <...> Лежит Ленора в страхе / Полмертвая на прахе». Апостол романтизма в России, поэт Василий Жуковский, который перевел эти строки, еще и написал сразу два подражания «Леноре».
Хватало и визуальных образов. В «Ночном кошмаре» Иоганна Генриха Фюсли уродливое создание сидит на груди разметавшейся на постели жертвы. И если Фюсли всё же облачил ее в полупрозрачные ткани, то его друг, датчанин Абильгор, в 1800 году изобразил героиню нагой.
Эта тема — сочетание женской наготы и отвратительных чудовищ, в том числе восставших мертвецов — продолжает жить столетия спустя. Например, в фантазиях испанца Луиса Ройо. Или в гораздо более изысканных и болезненных образах Вани Журавлева. С чьих рисунков будто сошли последние кадры «Носферату» Эггерса.
Предыдущие посты о фильме Эггерса, в том числе серию постов о костюмах, вы найдете по тегу #разбор_носферату
Panfilov FM
#панфилов_обозревает #разбор_носферату
tgoop.com/panfilovfm/1669
Create:
Last Update:
Last Update:
Посмотрел «Носферату» Эггерса.
Сразу предупрежу — если рассчитываете на красивую страшную сказку, но никогда не видели фильмов Эггерса, лучше сперва посмотрите какой-нибудь из них. Чтобы понять, подходит ли вам такое.
Потому что «Носферату», как и другие его работы, именно фильм ужасов. Со скримерами, судорогами, закатыванием глаз и струйкой слюны на губах одержимой Эллен, отгрызанием головы голубю, etc.
Здесь неразрывно переплетаются прекрасное и омерзительное. А зло не сводится к видениям и кошмарам, временами обретая осязаемую форму.
Таких сцен немного, но они разбросаны по всему фильму. И ощутимо встряхивают зрителя всякий раз, когда тот расслабляется и начинает медитативно созерцать заснеженные горы или улочки города 1830-х.
Декорации и костюмы, о которых я столько писал, на мой вкус, почти безупречны. Как и общий холодный колорит, напоминающий выцветшие акварели. Тяжелый гулкий голос Орлока почти всё время говорит на румынском, что тоже уместно.
Пожалуй, в чем Эггерса подвела погоня за аутентичностью, так это в одной детали.
Усах носферату.
Понятно, что аристократ из Трансильвании, как и Влад Цепеш, прототип Дракулы и Орлока, действительно их носил бы. И всё же в первых сценах с Орлоком усы гротескны до комичности. Особенно в сочетании с ломаной речью графа. Как будто смотришь хоррор-версию «Бората». Дальше к ним, к счастью, уже привыкаешь.
Главная героиня «Носферату», безусловно, Эллен, наделенная исключительной восприимчивостью к сверхъестественному миру. Еще в детстве она привлекает внимание темной силы. Неупокоенного колдуна-вампира, который начинает посещать ее сны. Встречаются два одиночества, два голода. Здесь нет возможности любви, только всепоглощающее влечение.
Окружающие списывают поведение Эллен на склонность к истерическим припадкам и расстроенные нервы. Природу ее одержимости понимает только доктор Эберхарт фон Франц (Уиллем Дефо). По его словам, Эллен в другой жизни могла бы стать жрицей Исиды.
Оккультизм, как и фольклор — две важных темы для эпохи романтизма, вплетенные в сюжет фильма. Особенно красочна сцена, в которой цыгане ищут спящего в могиле вампира. Сам Фон Франц — эксцентричный алхимик, вроде персонажа «Саламандры» Одоевского. Он говорит о слепой вере в «газовый рожок прогресса», замечая, что Эпоха Просвещения закрыла людям глаза на реальность сверхъестественного.
«Носферату» пронизан тяжелым, темным эротизмом, переданным через тему одержимости и голода. Как настоящий упырь из сказок, Орлок чудовищен и ненасытен. Вместо лощеного аристократа из «Вампира» Полидори, с которого начинается романтизация кровопийц, мы видим сипящий полуразложившийся труп.
История о встрече девы и ожившего трупа была хорошо знакома людям конца XVIII-первой половины XIX века. Как и мода на страшное, и сочетание прекрасного и омерзительного.
Например, в популярной балладе «Ленора» Готфрида Бюргера (Lenore, 1773) мертвец возвращается за возлюбленной и забирает ее в могилу: «О страх!.. в одно мгновенье / Кусок одежды за куском / Слетел с него, как тленье; / И нет уж кожи на костях; / Безглазый череп на плечах; / <...> Лежит Ленора в страхе / Полмертвая на прахе». Апостол романтизма в России, поэт Василий Жуковский, который перевел эти строки, еще и написал сразу два подражания «Леноре».
Хватало и визуальных образов. В «Ночном кошмаре» Иоганна Генриха Фюсли уродливое создание сидит на груди разметавшейся на постели жертвы. И если Фюсли всё же облачил ее в полупрозрачные ткани, то его друг, датчанин Абильгор, в 1800 году изобразил героиню нагой.
Эта тема — сочетание женской наготы и отвратительных чудовищ, в том числе восставших мертвецов — продолжает жить столетия спустя. Например, в фантазиях испанца Луиса Ройо. Или в гораздо более изысканных и болезненных образах Вани Журавлева. С чьих рисунков будто сошли последние кадры «Носферату» Эггерса.
Предыдущие посты о фильме Эггерса, в том числе серию постов о костюмах, вы найдете по тегу #разбор_носферату
Panfilov FM
#панфилов_обозревает #разбор_носферату
Сразу предупрежу — если рассчитываете на красивую страшную сказку, но никогда не видели фильмов Эггерса, лучше сперва посмотрите какой-нибудь из них. Чтобы понять, подходит ли вам такое.
Потому что «Носферату», как и другие его работы, именно фильм ужасов. Со скримерами, судорогами, закатыванием глаз и струйкой слюны на губах одержимой Эллен, отгрызанием головы голубю, etc.
Здесь неразрывно переплетаются прекрасное и омерзительное. А зло не сводится к видениям и кошмарам, временами обретая осязаемую форму.
Таких сцен немного, но они разбросаны по всему фильму. И ощутимо встряхивают зрителя всякий раз, когда тот расслабляется и начинает медитативно созерцать заснеженные горы или улочки города 1830-х.
Декорации и костюмы, о которых я столько писал, на мой вкус, почти безупречны. Как и общий холодный колорит, напоминающий выцветшие акварели. Тяжелый гулкий голос Орлока почти всё время говорит на румынском, что тоже уместно.
Пожалуй, в чем Эггерса подвела погоня за аутентичностью, так это в одной детали.
Усах носферату.
Понятно, что аристократ из Трансильвании, как и Влад Цепеш, прототип Дракулы и Орлока, действительно их носил бы. И всё же в первых сценах с Орлоком усы гротескны до комичности. Особенно в сочетании с ломаной речью графа. Как будто смотришь хоррор-версию «Бората». Дальше к ним, к счастью, уже привыкаешь.
Главная героиня «Носферату», безусловно, Эллен, наделенная исключительной восприимчивостью к сверхъестественному миру. Еще в детстве она привлекает внимание темной силы. Неупокоенного колдуна-вампира, который начинает посещать ее сны. Встречаются два одиночества, два голода. Здесь нет возможности любви, только всепоглощающее влечение.
Окружающие списывают поведение Эллен на склонность к истерическим припадкам и расстроенные нервы. Природу ее одержимости понимает только доктор Эберхарт фон Франц (Уиллем Дефо). По его словам, Эллен в другой жизни могла бы стать жрицей Исиды.
Оккультизм, как и фольклор — две важных темы для эпохи романтизма, вплетенные в сюжет фильма. Особенно красочна сцена, в которой цыгане ищут спящего в могиле вампира. Сам Фон Франц — эксцентричный алхимик, вроде персонажа «Саламандры» Одоевского. Он говорит о слепой вере в «газовый рожок прогресса», замечая, что Эпоха Просвещения закрыла людям глаза на реальность сверхъестественного.
«Носферату» пронизан тяжелым, темным эротизмом, переданным через тему одержимости и голода. Как настоящий упырь из сказок, Орлок чудовищен и ненасытен. Вместо лощеного аристократа из «Вампира» Полидори, с которого начинается романтизация кровопийц, мы видим сипящий полуразложившийся труп.
История о встрече девы и ожившего трупа была хорошо знакома людям конца XVIII-первой половины XIX века. Как и мода на страшное, и сочетание прекрасного и омерзительного.
Например, в популярной балладе «Ленора» Готфрида Бюргера (Lenore, 1773) мертвец возвращается за возлюбленной и забирает ее в могилу: «О страх!.. в одно мгновенье / Кусок одежды за куском / Слетел с него, как тленье; / И нет уж кожи на костях; / Безглазый череп на плечах; / <...> Лежит Ленора в страхе / Полмертвая на прахе». Апостол романтизма в России, поэт Василий Жуковский, который перевел эти строки, еще и написал сразу два подражания «Леноре».
Хватало и визуальных образов. В «Ночном кошмаре» Иоганна Генриха Фюсли уродливое создание сидит на груди разметавшейся на постели жертвы. И если Фюсли всё же облачил ее в полупрозрачные ткани, то его друг, датчанин Абильгор, в 1800 году изобразил героиню нагой.
Эта тема — сочетание женской наготы и отвратительных чудовищ, в том числе восставших мертвецов — продолжает жить столетия спустя. Например, в фантазиях испанца Луиса Ройо. Или в гораздо более изысканных и болезненных образах Вани Журавлева. С чьих рисунков будто сошли последние кадры «Носферату» Эггерса.
Предыдущие посты о фильме Эггерса, в том числе серию постов о костюмах, вы найдете по тегу #разбор_носферату
Panfilov FM
#панфилов_обозревает #разбор_носферату
BY Panfilov FM — Масскульт глазами историка
Share with your friend now:
tgoop.com/panfilovfm/1669