Парагномен

Самое подробное описание похмелья в русской литературе

Лучшее описание похмелья, которое я встречал в немедицинской литературе - у Булгакова. Хотя насколько произведения Булгакова являются немедицинской литературой - вопрос.

1

"Если бы Стёпе Лиходееву в утро второго июля сказали: «Стёпа, тебя расстреляют, если ты не откроешь глаз!» – Стёпа ответил бы томным и хриплым голосом:

– Расстреливайте, я не открою.

Ему казалось, что сделать это немыслимо: в голове у него звенели колокола, даже перед закрытыми глазами проплывали какие-то коричневые пятна, и при этом слегка тошнило, причём ему казалось, что тошнит его от звуков маленького патефона. Он старался что-то припомнить. Но припомнить мог только одно, что он стоит с салфеткой в руке и целуется с какой-то дамой, причём этой даме он обещал, что он к ней придёт завтра же, не позже двенадцати часов, причём дама отказывалась от этого, говорила: нет, не приходите.

– А я приду, – говорил будто бы Стёпа.

Ни который час, ни какое число, – этого Стёпа не мог сообразить. Единственно, что он помнил, это год, и затем, сделав всё-таки попытку приоткрыть левый глаз, убедился, что он находится у себя и лежит в постели. Впрочем, он его тотчас же и закрыл, потому что был уверен, что если он только станет смотреть обоими глазами, то тотчас же перед ним сверкнёт молния и голову ему разорвёт на куски.

Он так страдал, что застонал…

Его страдания достигли наивысшего градуса. Болезнь его теперь приняла новую форму. Из закрытых глаз его потекли зелёные бенгальские огни, а задняя часть мозга окостенела. От этого началась такая адская боль, что у Стёпы мелькнула серьёзная мысль о самоубийстве – в первый раз в жизни. Тут он хотел позвать прислугу и попросить у неё пирамидону*, и никого не позвал, потому что вдруг с отчаянием сообразил, что у прислуги нет решительно никакого пирамидону. Ему нужно было крикнуть и позвать Берлиоза – соседа, но он забыл, что Берлиоз живёт в той же квартире. Он ощутил, что он лежит в носках, «и в брюках?» – подумал несчастный больной. Трясущейся рукой он провёл по бёдрам, но не понял – не то в брюках, не то не в брюках, глаза же не открыл.

Тут в передней, неокостеневшей части мозга, как черви, закопошились воспоминания вчерашнего. Это вчерашнее прошло в виде зелёных, источающих огненную боль, обрывков. Вспомнилось начало: кинорежиссёр Чембакчи и автор малой формы Хустов, и один из них с плетёнкой, в которой были бутылки, усаживали Стёпу в таксомотор под китайской стеной. И всё. Что дальше было – решительно ничего не известно.

– Но почему же деревья?.. Ах-ах… – стонал Стёпа.

Тут под деревом и выросла эта самая дама, которую он целовал. Только не «Метрополь»! Только не «Метрополь»!

– Почему же это было не в «Метрополе»? – беззвучно спросил сам у себя Стёпа, и тут его мозг буквально запылал.

Патефона, никакого патефона в «Метрополе» быть не может. Слава Богу, это не в «Метрополе»!

Тут Стёпа вынес такое решение, что он всё-таки откроет глаза, и, если сверкнёт эта молния, тогда он заплачет. Тогда он заплачет и будет плакать до тех пор, пока какая-нибудь живая душа не облегчит его страдания. И Стёпа разлепил опухшие веки, но заплакать ему не пришлось.

Прежде всего он увидел в полумраке спальни густо покрытое пылью трюмо ювелирши и смутно в нём отразился, а затем кресло у кровати и в этом кресле сидящего неизвестного. В затемнённой шторами спальне лицо неизвестного было плохо видно, и одно померещилось Стёпе, что это лицо кривое и злое. Но что незнакомый был в чёрном, в этом сомневаться не приходилось. Минуту тому назад не могло и разговора быть о том, чтобы Стёпа сел. Но тут он поднялся на локтях, уселся и от изумления закоченел. Каким образом в интимной спальне мог оказаться начисто посторонний человек в чёрном берете, не только больной Стёпа, но и здоровый бы не объяснил. Стёпа открыл рот и в трюмо оказался в виде двойника своего и в полном безобразии. Волосы торчали во все стороны, глаза были заплывшие, щёки, поросшие чёрной щетиной, в подштанниках, в рубахе и в носках.

@paragnomen

www.tgoop.com/paragnomen/1283

2.0K viewsJan 3, 2022 at 14:00

Самое подробное описание похмелья в русской литературе

Лучшее описание похмелья, которое я встречал в немедицинской литературе - у Булгакова. Хотя насколько произведения Булгакова являются немедицинской литературой - вопрос.

1

"Если бы Стёпе Лиходееву в утро второго июля сказали: «Стёпа, тебя расстреляют, если ты не откроешь глаз!» – Стёпа ответил бы томным и хриплым голосом:

– Расстреливайте, я не открою.

Ему казалось, что сделать это немыслимо: в голове у него звенели колокола, даже перед закрытыми глазами проплывали какие-то коричневые пятна, и при этом слегка тошнило, причём ему казалось, что тошнит его от звуков маленького патефона. Он старался что-то припомнить. Но припомнить мог только одно, что он стоит с салфеткой в руке и целуется с какой-то дамой, причём этой даме он обещал, что он к ней придёт завтра же, не позже двенадцати часов, причём дама отказывалась от этого, говорила: нет, не приходите.

– А я приду, – говорил будто бы Стёпа.

Ни который час, ни какое число, – этого Стёпа не мог сообразить. Единственно, что он помнил, это год, и затем, сделав всё-таки попытку приоткрыть левый глаз, убедился, что он находится у себя и лежит в постели. Впрочем, он его тотчас же и закрыл, потому что был уверен, что если он только станет смотреть обоими глазами, то тотчас же перед ним сверкнёт молния и голову ему разорвёт на куски.

Он так страдал, что застонал…

Его страдания достигли наивысшего градуса. Болезнь его теперь приняла новую форму. Из закрытых глаз его потекли зелёные бенгальские огни, а задняя часть мозга окостенела. От этого началась такая адская боль, что у Стёпы мелькнула серьёзная мысль о самоубийстве – в первый раз в жизни. Тут он хотел позвать прислугу и попросить у неё пирамидону*, и никого не позвал, потому что вдруг с отчаянием сообразил, что у прислуги нет решительно никакого пирамидону. Ему нужно было крикнуть и позвать Берлиоза – соседа, но он забыл, что Берлиоз живёт в той же квартире. Он ощутил, что он лежит в носках, «и в брюках?» – подумал несчастный больной. Трясущейся рукой он провёл по бёдрам, но не понял – не то в брюках, не то не в брюках, глаза же не открыл.

Тут в передней, неокостеневшей части мозга, как черви, закопошились воспоминания вчерашнего. Это вчерашнее прошло в виде зелёных, источающих огненную боль, обрывков. Вспомнилось начало: кинорежиссёр Чембакчи и автор малой формы Хустов, и один из них с плетёнкой, в которой были бутылки, усаживали Стёпу в таксомотор под китайской стеной. И всё. Что дальше было – решительно ничего не известно.

– Но почему же деревья?.. Ах-ах… – стонал Стёпа.

Тут под деревом и выросла эта самая дама, которую он целовал. Только не «Метрополь»! Только не «Метрополь»!

– Почему же это было не в «Метрополе»? – беззвучно спросил сам у себя Стёпа, и тут его мозг буквально запылал.

Патефона, никакого патефона в «Метрополе» быть не может. Слава Богу, это не в «Метрополе»!

Тут Стёпа вынес такое решение, что он всё-таки откроет глаза, и, если сверкнёт эта молния, тогда он заплачет. Тогда он заплачет и будет плакать до тех пор, пока какая-нибудь живая душа не облегчит его страдания. И Стёпа разлепил опухшие веки, но заплакать ему не пришлось.

Прежде всего он увидел в полумраке спальни густо покрытое пылью трюмо ювелирши и смутно в нём отразился, а затем кресло у кровати и в этом кресле сидящего неизвестного. В затемнённой шторами спальне лицо неизвестного было плохо видно, и одно померещилось Стёпе, что это лицо кривое и злое. Но что незнакомый был в чёрном, в этом сомневаться не приходилось. Минуту тому назад не могло и разговора быть о том, чтобы Стёпа сел. Но тут он поднялся на локтях, уселся и от изумления закоченел. Каким образом в интимной спальне мог оказаться начисто посторонний человек в чёрном берете, не только больной Стёпа, но и здоровый бы не объяснил. Стёпа открыл рот и в трюмо оказался в виде двойника своего и в полном безобразии. Волосы торчали во все стороны, глаза были заплывшие, щёки, поросшие чёрной щетиной, в подштанниках, в рубахе и в носках.

@paragnomen

BY Парагномен