(окончание) Продали, деньги поделили между всеми, кто ходил в суд, деревенскими и городскими, и даже двенадцать тысяч осталось должнику за вычетом всех судебных издержек. Такая радость: никому не должен и есть на что отметить!
И тут на пороге счастливых бывших обманутых односельчан возникла бабушка.
- Отдавайте мне деньги, - сказала. – Он мне больше всех должен.
- Бабушка, так ты в суд не ходила, тебе не причитается! – объяснили ей.
- Причем тут суд? – спросила бабушка сурово. – Вот у меня расписка, все знают, что он мне не вернул. Квартира была ему завещана – так с нее и моя доля, значит, есть. А вы у меня украсть хотите. Все себе заграбастали.
Еле унесли оттуда бабушку, возмущенную несправедливостью. Бережно посадили на лавочку у ее дома. Но она сидеть не стала – пошла к своему должнику.
- Последний раз прошу – верни что взял.
- Да ты задолбала, старая карга! – заорал он. И долго еще распинался, какой он больше всех пострадавший. А еще сказал, что дом этот продает и уезжает нахрен из этой гнилой поганой деревни.
Бабушка пришла домой, оделась в чистое и легла умирать.
Внук пришел в редакцию с вопросом: нельзя ли теперь хоть что-то сделать? Денег жалко, конечно, и машина ему теперь не светит, но бабушку жалко больше – вся почернела, думает только о том, как ей долг вернуть.
- Бабушка уже к колдунье пошла, - жаловался внук. – Заплатила двадцать тысяч. Колдунья ей дала березовое полено, завернутое в пеленку, сказала – это его совесть. Положи ему ночью под крыльцо и нашепчи заговор – через месяц он деньги вернет, хоть и не все, может.
Мы парня ничем не порадовали: сейчас даже через суд требовать что-то бесполезно, сроки исковой давности прошли. Надо как-то отвлечь бабушку от грустных дум. Может, если уедет ее обидчик из деревни, ей полегчает?
- Может, - вздохнул внук.
Через неделю я ему позвонила: узнала, где у нас работает служба медиации. Чтобы обе стороны могли сесть за стол, и виновная повинилась бы, а обиженная смогла простить и отпустить.
- Спасибо, уже не надо, - еще горше, чем в первый раз, вздохнул он.
Оказалось, что бабушка ночью, и правда, пошла с поленом к дому неприятеля. Положила его под крыльцо, пошептала. А потом решила, что колдовство плохо действует, и она взяла спички и подожгла пеленку. Когда ей показалось, что горит плохо, невесело, вернулась к себе в дом, нашла бидончик с керосином и побрела обратно. С тем бидончиком ее и остановили соседи: подростки гуляли ночью, увидели дым и разбудили взрослых. Дом все равно сгорел со всем имуществом. Хозяин не пострадал – успел выскочить в окно. Прыгал по пепелищу, как кавказская блоха под лезгинку, да толку?
Бабушке дали на первый раз тоже условный срок – ей на момент поджога было уже 82. Стоимость сгоревшего, конечно, стали высчитывать с пенсии (около десяти тысяч в месяц), но бабушку это, по всей видимости, не беспокоило. Она даже похохатывала над супостатом:
- У меня ничего нет, один домишко старый!
На сберкнижке у нее, действительно, денег никаких не было, а куда делись сбережения из-под матраса – кто ж признается?
Внука наставляла:
- Помру – не вздумайте в наследство вступать. А то придется этому подлому рылу платить. Пусть ему государство платит.
Во какая грамотная стала в законах.
И врага своего она, кстати, пережила, даже до половины не расплатилась. Что с ним случилось – доподлинно не знаю, а ее через газету с 90-летием поздравляли.
(окончание) Продали, деньги поделили между всеми, кто ходил в суд, деревенскими и городскими, и даже двенадцать тысяч осталось должнику за вычетом всех судебных издержек. Такая радость: никому не должен и есть на что отметить!
И тут на пороге счастливых бывших обманутых односельчан возникла бабушка.
- Отдавайте мне деньги, - сказала. – Он мне больше всех должен.
- Бабушка, так ты в суд не ходила, тебе не причитается! – объяснили ей.
- Причем тут суд? – спросила бабушка сурово. – Вот у меня расписка, все знают, что он мне не вернул. Квартира была ему завещана – так с нее и моя доля, значит, есть. А вы у меня украсть хотите. Все себе заграбастали.
Еле унесли оттуда бабушку, возмущенную несправедливостью. Бережно посадили на лавочку у ее дома. Но она сидеть не стала – пошла к своему должнику.
- Последний раз прошу – верни что взял.
- Да ты задолбала, старая карга! – заорал он. И долго еще распинался, какой он больше всех пострадавший. А еще сказал, что дом этот продает и уезжает нахрен из этой гнилой поганой деревни.
Бабушка пришла домой, оделась в чистое и легла умирать.
Внук пришел в редакцию с вопросом: нельзя ли теперь хоть что-то сделать? Денег жалко, конечно, и машина ему теперь не светит, но бабушку жалко больше – вся почернела, думает только о том, как ей долг вернуть.
- Бабушка уже к колдунье пошла, - жаловался внук. – Заплатила двадцать тысяч. Колдунья ей дала березовое полено, завернутое в пеленку, сказала – это его совесть. Положи ему ночью под крыльцо и нашепчи заговор – через месяц он деньги вернет, хоть и не все, может.
Мы парня ничем не порадовали: сейчас даже через суд требовать что-то бесполезно, сроки исковой давности прошли. Надо как-то отвлечь бабушку от грустных дум. Может, если уедет ее обидчик из деревни, ей полегчает?
- Может, - вздохнул внук.
Через неделю я ему позвонила: узнала, где у нас работает служба медиации. Чтобы обе стороны могли сесть за стол, и виновная повинилась бы, а обиженная смогла простить и отпустить.
- Спасибо, уже не надо, - еще горше, чем в первый раз, вздохнул он.
Оказалось, что бабушка ночью, и правда, пошла с поленом к дому неприятеля. Положила его под крыльцо, пошептала. А потом решила, что колдовство плохо действует, и она взяла спички и подожгла пеленку. Когда ей показалось, что горит плохо, невесело, вернулась к себе в дом, нашла бидончик с керосином и побрела обратно. С тем бидончиком ее и остановили соседи: подростки гуляли ночью, увидели дым и разбудили взрослых. Дом все равно сгорел со всем имуществом. Хозяин не пострадал – успел выскочить в окно. Прыгал по пепелищу, как кавказская блоха под лезгинку, да толку?
Бабушке дали на первый раз тоже условный срок – ей на момент поджога было уже 82. Стоимость сгоревшего, конечно, стали высчитывать с пенсии (около десяти тысяч в месяц), но бабушку это, по всей видимости, не беспокоило. Она даже похохатывала над супостатом:
- У меня ничего нет, один домишко старый!
На сберкнижке у нее, действительно, денег никаких не было, а куда делись сбережения из-под матраса – кто ж признается?
Внука наставляла:
- Помру – не вздумайте в наследство вступать. А то придется этому подлому рылу платить. Пусть ему государство платит.
Во какая грамотная стала в законах.
И врага своего она, кстати, пережила, даже до половины не расплатилась. Что с ним случилось – доподлинно не знаю, а ее через газету с 90-летием поздравляли.
Telegram channels fall into two types: Judge Hui described Ng as inciting others to “commit a massacre” with three posts teaching people to make “toxic chlorine gas bombs,” target police stations, police quarters and the city’s metro stations. This offence was “rather serious,” the court said. On Tuesday, some local media outlets included Sing Tao Daily cited sources as saying the Hong Kong government was considering restricting access to Telegram. Privacy Commissioner for Personal Data Ada Chung told to the Legislative Council on Monday that government officials, police and lawmakers remain the targets of “doxxing” despite a privacy law amendment last year that criminalised the malicious disclosure of personal information. Telegram users themselves will be able to flag and report potentially false content. Hui said the time period and nature of some offences “overlapped” and thus their prison terms could be served concurrently. The judge ordered Ng to be jailed for a total of six years and six months.
from us
