4. О.Вячеслав пишет, что "Христос не зависел ни от сказаний Моисея, ни от преданий и толкований старцев, ни от обрядов, ни от традиций. Что сделало Его таким свободным? Он смотрел реальности в глаза. Реальностью для Него был Отец, Которого Он не совсем понимал, но любил". Странно делать такие заявления после тех титанических усилий, с которыми современная библеистика вернула-таки Иисуса из Назарета в Его исторический контекст, в Его время; вновь облекла Его плотью и кровью израильского народа, веры и сомнений этого народа, его надежд и устремлений, его чаяний и разочарований. Конечно, нам хочется приблизить Иисуса к себе, оторвав Его от еврейской почвы и еврейских же корней, глубоко ушедших в этот грунт; нам хочется сделать из Него безликого и безродного космополита, призрачного проповедника вечных ценностей - ведь только в таком случае мы сможем навязать Иисусу какие угодно предпочтения, цели и убеждения, интерпретируя Его весть так как заблагорассудится тому или иному пастырю и проповеднику.
5. О.Вячеслав противопоставляет абстрактное богословие прошлого, основанное на умозрительных категориях греческой философии, "подлинному, непосредственному и конкретному в христианстве", он видит необходимость преодолеть "абстрактные представления о Боге, аде, рае, грехе и т.д." Однако он почему-то упускает из внимания, что та модель богословствования и богопознания, которая сейчас воспринимается нами как абстрактная и оторванная от реальности, людьми эллинистической и средневековой культуры воспринималась как вполне себе подлинная, настоящая и вплетённая в ткань повседневной жизни настолько основательно, что эта модель генерировала культуру и искусство, формировала политику и экономику, творила историю и науку; и да - ради этой картины мира люди готовы были на многое, иногда даже на всё. А вот что именно о.Вячеслав имеет ввиду под возвращением к непосредственному и подлинному в нашей вере, остаётся непрояснённым и, увы, абстрактным. И опять же глиняным горшком на частоколе висит вопрос: с помощью какого метода, критерия и инструмента мы будем определять непосредственное и подлинное в христианстве? С помощью какого батискафа мы будем погружаться на глубину, к самим основам, к нашему покоящемуся на дне Титанику? С древними понятно: они воспользовались инструментарием античной философии и эллинистической культуры для интерпретации библейского провозвестия, коль скоро собственно еврейский контекст этого провозвестия им был неприемлем, тесен или недоступен. Теперь же о.Вячеслав не предлагает ничего большего, кроме личного, индивидуального опыта понимания Бога и общения с ним. Если бы он сказал, что вместо матрицы античной философии, эллинистической культуры и средневековых паттернов, сформировавших нашу религиозную традицию, он предлагает воспользоваться современными научными и философскими парадигмами как Вифлеемской колыбелью нового христианского богословия - это было бы понятно и равнозначно. Но об этом же речь не идёт. Нам предлагают произвольную веру и такой же произвольный выбор персонального религиозного опыта (буди в интерпретации о.Вячеслава мы наконец поймём что это такое).
4. О.Вячеслав пишет, что "Христос не зависел ни от сказаний Моисея, ни от преданий и толкований старцев, ни от обрядов, ни от традиций. Что сделало Его таким свободным? Он смотрел реальности в глаза. Реальностью для Него был Отец, Которого Он не совсем понимал, но любил". Странно делать такие заявления после тех титанических усилий, с которыми современная библеистика вернула-таки Иисуса из Назарета в Его исторический контекст, в Его время; вновь облекла Его плотью и кровью израильского народа, веры и сомнений этого народа, его надежд и устремлений, его чаяний и разочарований. Конечно, нам хочется приблизить Иисуса к себе, оторвав Его от еврейской почвы и еврейских же корней, глубоко ушедших в этот грунт; нам хочется сделать из Него безликого и безродного космополита, призрачного проповедника вечных ценностей - ведь только в таком случае мы сможем навязать Иисусу какие угодно предпочтения, цели и убеждения, интерпретируя Его весть так как заблагорассудится тому или иному пастырю и проповеднику.
5. О.Вячеслав противопоставляет абстрактное богословие прошлого, основанное на умозрительных категориях греческой философии, "подлинному, непосредственному и конкретному в христианстве", он видит необходимость преодолеть "абстрактные представления о Боге, аде, рае, грехе и т.д." Однако он почему-то упускает из внимания, что та модель богословствования и богопознания, которая сейчас воспринимается нами как абстрактная и оторванная от реальности, людьми эллинистической и средневековой культуры воспринималась как вполне себе подлинная, настоящая и вплетённая в ткань повседневной жизни настолько основательно, что эта модель генерировала культуру и искусство, формировала политику и экономику, творила историю и науку; и да - ради этой картины мира люди готовы были на многое, иногда даже на всё. А вот что именно о.Вячеслав имеет ввиду под возвращением к непосредственному и подлинному в нашей вере, остаётся непрояснённым и, увы, абстрактным. И опять же глиняным горшком на частоколе висит вопрос: с помощью какого метода, критерия и инструмента мы будем определять непосредственное и подлинное в христианстве? С помощью какого батискафа мы будем погружаться на глубину, к самим основам, к нашему покоящемуся на дне Титанику? С древними понятно: они воспользовались инструментарием античной философии и эллинистической культуры для интерпретации библейского провозвестия, коль скоро собственно еврейский контекст этого провозвестия им был неприемлем, тесен или недоступен. Теперь же о.Вячеслав не предлагает ничего большего, кроме личного, индивидуального опыта понимания Бога и общения с ним. Если бы он сказал, что вместо матрицы античной философии, эллинистической культуры и средневековых паттернов, сформировавших нашу религиозную традицию, он предлагает воспользоваться современными научными и философскими парадигмами как Вифлеемской колыбелью нового христианского богословия - это было бы понятно и равнозначно. Но об этом же речь не идёт. Нам предлагают произвольную веру и такой же произвольный выбор персонального религиозного опыта (буди в интерпретации о.Вячеслава мы наконец поймём что это такое).
‘Ban’ on Telegram Judge Hui described Ng as inciting others to “commit a massacre” with three posts teaching people to make “toxic chlorine gas bombs,” target police stations, police quarters and the city’s metro stations. This offence was “rather serious,” the court said. According to media reports, the privacy watchdog was considering “blacklisting” some online platforms that have repeatedly posted doxxing information, with sources saying most messages were shared on Telegram. Channel login must contain 5-32 characters
from us