Nemtsev

Одна из самых омерзительных картинок, унаследованных XXI веком у XX-го – тиран, восхищающийся искусством. Высоким искуством. Аплодирующий в Национальной Опере, вдохновляющийся в Музее Искусств. Он в мундире либо в строгом костюме (это всегда «он»), при нём супруга и камарилья. Если это Музей, то кто-то на цырлах непременно рядом с искусствоведческими пояснениями, если это Опера, – в судьбоносной лапке бинокль.

При Ancien Régime разнообразные правящие крокодилы тоже хаживали в театры и на зрелища, но тогда это было частью аристократической повседневности, – странно было б, если бы венценосец отказывал себе во всеобщих удовольствиях. И двор должен же как-то быть доступным для людей своего круга.
Но тиран ХХ века уже совсем не из тех аристократов, он из казармы или бюро, или из тюрьмы. И всё это были какие-то затхлые помещения. И когда он с привычками распивать чифирь за тем же столом с подонками (коллегами, сослуживцами, сопартийцами, один чорт) отправлялся поглощать искусство, трудно было скрыть не просто непривычность этого занятия, но его заведомую второстепенность по сравнению с самым увлекательным – построить что-нибудь грандиозное, при этом кого-то грандиозно истребляя. Так, отдохновение вместе бильярдов. Жену выгулять. И вот он восседает в ложе – театр уж полон, ложи блещут, а если это стадион, внизу кто-то кому-то чего-то забивает, – и наслаждается, ну скажем, симфонией (или одиннадцатиметровым) – а вечером, отужинав, в том же мундире у себя в кабинете организует ещё какое-нибудь убийство.

Чему его учит искусство? Ничему не учит искусство. Оно изумительно совмещается с чем угодно, – с казнями, награждениями, начинаниями войн, завершениями войн. Удушить балетмейстера днём, ночью восторгаться в балете.
Вот он поднимает монокль, а вы тем временем спорите об ответственности искусства за разнообразное зло, низвергая, допустим, кумиров.

www.tgoop.com/raznyeotvety/137

138 viewsMikhail Nemtsev, edited  Sep 3 at 13:35

Одна из самых омерзительных картинок, унаследованных XXI веком у XX-го – тиран, восхищающийся искусством. Высоким искуством. Аплодирующий в Национальной Опере, вдохновляющийся в Музее Искусств. Он в мундире либо в строгом костюме (это всегда «он»), при нём супруга и камарилья. Если это Музей, то кто-то на цырлах непременно рядом с искусствоведческими пояснениями, если это Опера, – в судьбоносной лапке бинокль.

При Ancien Régime разнообразные правящие крокодилы тоже хаживали в театры и на зрелища, но тогда это было частью аристократической повседневности, – странно было б, если бы венценосец отказывал себе во всеобщих удовольствиях. И двор должен же как-то быть доступным для людей своего круга.
Но тиран ХХ века уже совсем не из тех аристократов, он из казармы или бюро, или из тюрьмы. И всё это были какие-то затхлые помещения. И когда он с привычками распивать чифирь за тем же столом с подонками (коллегами, сослуживцами, сопартийцами, один чорт) отправлялся поглощать искусство, трудно было скрыть не просто непривычность этого занятия, но его заведомую второстепенность по сравнению с самым увлекательным – построить что-нибудь грандиозное, при этом кого-то грандиозно истребляя. Так, отдохновение вместе бильярдов. Жену выгулять. И вот он восседает в ложе – театр уж полон, ложи блещут, а если это стадион, внизу кто-то кому-то чего-то забивает, – и наслаждается, ну скажем, симфонией (или одиннадцатиметровым) – а вечером, отужинав, в том же мундире у себя в кабинете организует ещё какое-нибудь убийство.

Чему его учит искусство? Ничему не учит искусство. Оно изумительно совмещается с чем угодно, – с казнями, награждениями, начинаниями войн, завершениями войн. Удушить балетмейстера днём, ночью восторгаться в балете.
Вот он поднимает монокль, а вы тем временем спорите об ответственности искусства за разнообразное зло, низвергая, допустим, кумиров.

BY Nemtsev