NUMINOSUM

​​#философия
Для меня два самых важных «диалога» Платона — это «Парменид» и «Федр». В «Пармениде» дается диалектическое (в терминологии Платона) выражение философии, т. е. экспозиция мышления в его «логосном» совпадении с бытием (мировым мышлением-нусом как он онтологически развертывается), а также несколько софистических «ипотес» (для демонстрации тупиковости софистических ходов мысли, когда они не сопряжены с бытием, т. е. пример скатывания в «нелогосное» галлюцинирование о мире). «Федр» же — это квинтэссенция символического и мистериального измерения мышления. В философии Платона мышление едино, хотя эти аспекты и не тождественны. Разумеется, если мы хотим понять образные и символические детали слов ἰδέα / εἶδος, то нам лучше обратиться к «Федру».

Сразу бросается в глаза проблематичность русских переводов фрагмента 245a-b. До этого Платон говорит о бессмертии души, а затем переходит к «идее души» (περὶ δὲ τῆς ἰδέας αὐτῆς ὧδε λεκτέον, букв. «… о самой ее идее нужно сказать теперь...»). Об этом есть некое божественное знание (его Платон не затрагивает), но есть и человеческое — через уподобление, в данном случае уподобление упряжке с возничим. В русских переводах так и дают: «идея души» (и А. Егунов, и С. Жебелев, и А. Глухов), при этом Глухов комментирует, что ἰδέα — это вообще-то внешний вид, но в данном случае так нельзя понимать, поскольку речь идет о «философском представлении» или даже «художественным образе». Однако у Платона сначала сказано «идея души», а потом поясняется, что есть божественное знание этой «идеи», а есть человеческое, т. е. речь о каком-то там «представлении» не идет вообще (божественное знание точно не может быть чем-то «художественным»). К тому же, «идея души» звучит плохо и нелитературно. Наилучшее решение — «облик». Да, у души есть «облик» — в том же смысле, в каком мы говорим о «человеческом облике», т. е. о характере, природе, строе, но здесь же и зрительные коннотации, которыми пронизан весь диалог. Каков этот облик на самом деле — знают боги, но для человеческого понимания достаточно «уподобления» (опять же уподобление ее облика зрительному образу), такие вот «человеческие» уподобления и даются Платоном обычно в форме мифов (εἰκών «подобие», откуда наша «икона»). Дальше, кстати, в 246b говорится о том, что душа простерта по всему небу, принимая разные облики-эйдосы (πάντα δὲ οὐρανὸν περιπολεῖ, ἄλλοτ᾽ ἐν ἄλλοις εἴδεσι γιγνομένη), в частности она может быть окрыленной или бескрылой (во втором случае она «падает» в тело и перерождается).

В новом оксфордском переводе Р. Уотерфилда фрагмент 245a-b дан по смыслу правильно — character («природа», «свойство») — но без сохранения единства терминологии и зрительной образности. В других местах в том же диалоге ἰδέα / εἶδος передаются в основном как form. Интересно, что имеется фрагмент 237d, где Уотерфилд поступает иначе. В этом фрагменте говорится о том, что в каждом человеке есть «две ἰδέα», которые властвуют и управляют им (ἐν ἑκάστῳ δύο τινέ ἐστον ἰδέα ἄρχοντε καὶ ἄγοντε) — врожденное «влечение» (ἐπιθυμιία) к удовольствиям и стремление к наилучшему (ἐφιεμένη τοῦ ἀρίστου) на основе приобретенного «мнения» (δόξα). Уотерфилд переводит как two forces «две силы», в русских переводах — «две идеи» (Жебелев, Глухов), «два каких-то начала» (Егунов). На мой взгляд, «идея» не годится, потому что речь идет не о «мысленных представлениях», а о самом нашем душевном строе; к тому же, «влечение» не может быть мысленной «идеей». Неясно, насколько корректно ἰδέα / εἶδος понимать и переводить как «начало» и «сила» (у Платона для этих значений есть архэ и дюнамис). По смыслу укладывается, но теряется терминологическое единство, и непонятно, как могло произойти развитие от базовой семантики к подобной. Думаю, «облик / образ» по смыслу тоже подходит и преимущество этого выбора именно в сохранении единства терминологии: в нас есть два облика, два лица (две стороны), которые доминируют в тот или иной момент. Эти облики / лики связаны с общим обликом души из фрагмента 245a-b.

www.tgoop.com/sergey_boroday/1170

1.1K viewsOct 23, 2024 at 02:25

​​#философия
Для меня два самых важных «диалога» Платона — это «Парменид» и «Федр». В «Пармениде» дается диалектическое (в терминологии Платона) выражение философии, т. е. экспозиция мышления в его «логосном» совпадении с бытием (мировым мышлением-нусом как он онтологически развертывается), а также несколько софистических «ипотес» (для демонстрации тупиковости софистических ходов мысли, когда они не сопряжены с бытием, т. е. пример скатывания в «нелогосное» галлюцинирование о мире). «Федр» же — это квинтэссенция символического и мистериального измерения мышления. В философии Платона мышление едино, хотя эти аспекты и не тождественны. Разумеется, если мы хотим понять образные и символические детали слов ἰδέα / εἶδος, то нам лучше обратиться к «Федру».

Сразу бросается в глаза проблематичность русских переводов фрагмента 245a-b. До этого Платон говорит о бессмертии души, а затем переходит к «идее души» (περὶ δὲ τῆς ἰδέας αὐτῆς ὧδε λεκτέον, букв. «… о самой ее идее нужно сказать теперь...»). Об этом есть некое божественное знание (его Платон не затрагивает), но есть и человеческое — через уподобление, в данном случае уподобление упряжке с возничим. В русских переводах так и дают: «идея души» (и А. Егунов, и С. Жебелев, и А. Глухов), при этом Глухов комментирует, что ἰδέα — это вообще-то внешний вид, но в данном случае так нельзя понимать, поскольку речь идет о «философском представлении» или даже «художественным образе». Однако у Платона сначала сказано «идея души», а потом поясняется, что есть божественное знание этой «идеи», а есть человеческое, т. е. речь о каком-то там «представлении» не идет вообще (божественное знание точно не может быть чем-то «художественным»). К тому же, «идея души» звучит плохо и нелитературно. Наилучшее решение — «облик». Да, у души есть «облик» — в том же смысле, в каком мы говорим о «человеческом облике», т. е. о характере, природе, строе, но здесь же и зрительные коннотации, которыми пронизан весь диалог. Каков этот облик на самом деле — знают боги, но для человеческого понимания достаточно «уподобления» (опять же уподобление ее облика зрительному образу), такие вот «человеческие» уподобления и даются Платоном обычно в форме мифов (εἰκών «подобие», откуда наша «икона»). Дальше, кстати, в 246b говорится о том, что душа простерта по всему небу, принимая разные облики-эйдосы (πάντα δὲ οὐρανὸν περιπολεῖ, ἄλλοτ᾽ ἐν ἄλλοις εἴδεσι γιγνομένη), в частности она может быть окрыленной или бескрылой (во втором случае она «падает» в тело и перерождается).

В новом оксфордском переводе Р. Уотерфилда фрагмент 245a-b дан по смыслу правильно — character («природа», «свойство») — но без сохранения единства терминологии и зрительной образности. В других местах в том же диалоге ἰδέα / εἶδος передаются в основном как form. Интересно, что имеется фрагмент 237d, где Уотерфилд поступает иначе. В этом фрагменте говорится о том, что в каждом человеке есть «две ἰδέα», которые властвуют и управляют им (ἐν ἑκάστῳ δύο τινέ ἐστον ἰδέα ἄρχοντε καὶ ἄγοντε) — врожденное «влечение» (ἐπιθυμιία) к удовольствиям и стремление к наилучшему (ἐφιεμένη τοῦ ἀρίστου) на основе приобретенного «мнения» (δόξα). Уотерфилд переводит как two forces «две силы», в русских переводах — «две идеи» (Жебелев, Глухов), «два каких-то начала» (Егунов). На мой взгляд, «идея» не годится, потому что речь идет не о «мысленных представлениях», а о самом нашем душевном строе; к тому же, «влечение» не может быть мысленной «идеей». Неясно, насколько корректно ἰδέα / εἶδος понимать и переводить как «начало» и «сила» (у Платона для этих значений есть архэ и дюнамис). По смыслу укладывается, но теряется терминологическое единство, и непонятно, как могло произойти развитие от базовой семантики к подобной. Думаю, «облик / образ» по смыслу тоже подходит и преимущество этого выбора именно в сохранении единства терминологии: в нас есть два облика, два лица (две стороны), которые доминируют в тот или иной момент. Эти облики / лики связаны с общим обликом души из фрагмента 245a-b.

BY NUMINOSUM