Наткнулся на фразу поэта Кузмина из его дневника 1934 года: «Все неопределенно и грозно. А может быть и ерунда». В принципе, обычная фраза, если б кто-то из знакомых такое сказал, я бы и не заметил, а тут Кузмин, 1934 год, и меня это прямо сразило: «О боже, как тонко и точно про сегодняшний день». Ну и принялся читать этот дневник.
Оказалось, дневник Кузмина написан в любимом жанре трагикомедии. Причем и комическое, и трагическое проникает в текст помимо авторской воли. Кузмин ведет дневник накануне смерти, все время таскается по больницам, страдает, ну и вообще Кузмин в 30-е годы — экзотический хрупкий цветок во враждебной среде. Но вместо того, чтобы забиться в угол и чахнуть, он старается жить полнокровной и даже внешне эффектной жизнью. Всячески эстетизируя повседневность: «Вечером в стиле Рембрандта было на дворе под открытым небом жактовское собрание».
Раскрывая свой метод, Кузмин произносит важную фразу: «Легкая, веселая и счастливая жизнь это не безболезненный самотек, а трудное аскетическое самоограничение и самовоображение, почти очковтирательство, но только так жизнь может быть активна и продуктивна». И дневник — едва ли не главная составляющая этой практики.
Но и хватает комического, особенно если слегка погрузиться в контекст. Например, гротескные соседи по коммуналке, описанные литератором Всеволодом Петровым:
«Кроме Кузмина и его близких, в ней жило многолюдное и многодетное еврейское семейство, члены которого носили две разные фамилии: одни были Шпитальники, другие – Черномордики. Иногда к телефону, висевшему в прихожей, выползала тучная пожилая еврейка, должно быть глуховатая, и громко кричала в трубку: «Говорит старуха Черномордик!» А однажды Кузмин услышал тихое пение за соседскими дверями. Пели дети, должно быть, вставши в круг и взявшись за руки: «Мы Шпиталь-ники, мы Шпиталь-ники!» Кузмин находил, что с их стороны это – акт самоутверждения перед лицом действительности».
Фигурирует и хармсовский персонаж по фамилии Пипкин: «Пипкин почему-то просил соседей, чтобы его называли Юрием Михайловичем, хотя на самом деле имел какие-то совсем другие, еврейские, имя и отчество. Если его просьбу исполняли, то он из благодарности принимался называть Юрия Ивановича Юркуна тоже Юрием Михайловичем».
Из самого дневника: «У этих же Шпитальников есть девочка лет пяти, которая ни с того ни с сего стала бояться одуванчиков. Чуть припадок с ней не делается при виде их, кричит, не идет, боится прикосновения».
Есть и много комичных фигур среди эпизодических персонажей. Например, каждое появление поэта Нельдихена Кузмин сопровождает таким комментарием: «Затем вдруг вваливается Нельдихен. Очень постарел, но какая-то поэтическая нелепость в нем есть» или «…довольно некстати вдвинулся Нельдихен со своими горями и своей пьесой». Вот уж не хотелось бы проникнуть в чей-нибудь мемуар этаким Нельдихеном, вечно «некстати вдвигающимся».
Наткнулся на фразу поэта Кузмина из его дневника 1934 года: «Все неопределенно и грозно. А может быть и ерунда». В принципе, обычная фраза, если б кто-то из знакомых такое сказал, я бы и не заметил, а тут Кузмин, 1934 год, и меня это прямо сразило: «О боже, как тонко и точно про сегодняшний день». Ну и принялся читать этот дневник.
Оказалось, дневник Кузмина написан в любимом жанре трагикомедии. Причем и комическое, и трагическое проникает в текст помимо авторской воли. Кузмин ведет дневник накануне смерти, все время таскается по больницам, страдает, ну и вообще Кузмин в 30-е годы — экзотический хрупкий цветок во враждебной среде. Но вместо того, чтобы забиться в угол и чахнуть, он старается жить полнокровной и даже внешне эффектной жизнью. Всячески эстетизируя повседневность: «Вечером в стиле Рембрандта было на дворе под открытым небом жактовское собрание».
Раскрывая свой метод, Кузмин произносит важную фразу: «Легкая, веселая и счастливая жизнь это не безболезненный самотек, а трудное аскетическое самоограничение и самовоображение, почти очковтирательство, но только так жизнь может быть активна и продуктивна». И дневник — едва ли не главная составляющая этой практики.
Но и хватает комического, особенно если слегка погрузиться в контекст. Например, гротескные соседи по коммуналке, описанные литератором Всеволодом Петровым:
«Кроме Кузмина и его близких, в ней жило многолюдное и многодетное еврейское семейство, члены которого носили две разные фамилии: одни были Шпитальники, другие – Черномордики. Иногда к телефону, висевшему в прихожей, выползала тучная пожилая еврейка, должно быть глуховатая, и громко кричала в трубку: «Говорит старуха Черномордик!» А однажды Кузмин услышал тихое пение за соседскими дверями. Пели дети, должно быть, вставши в круг и взявшись за руки: «Мы Шпиталь-ники, мы Шпиталь-ники!» Кузмин находил, что с их стороны это – акт самоутверждения перед лицом действительности».
Фигурирует и хармсовский персонаж по фамилии Пипкин: «Пипкин почему-то просил соседей, чтобы его называли Юрием Михайловичем, хотя на самом деле имел какие-то совсем другие, еврейские, имя и отчество. Если его просьбу исполняли, то он из благодарности принимался называть Юрия Ивановича Юркуна тоже Юрием Михайловичем».
Из самого дневника: «У этих же Шпитальников есть девочка лет пяти, которая ни с того ни с сего стала бояться одуванчиков. Чуть припадок с ней не делается при виде их, кричит, не идет, боится прикосновения».
Есть и много комичных фигур среди эпизодических персонажей. Например, каждое появление поэта Нельдихена Кузмин сопровождает таким комментарием: «Затем вдруг вваливается Нельдихен. Очень постарел, но какая-то поэтическая нелепость в нем есть» или «…довольно некстати вдвинулся Нельдихен со своими горями и своей пьесой». Вот уж не хотелось бы проникнуть в чей-нибудь мемуар этаким Нельдихеном, вечно «некстати вдвигающимся».
1What is Telegram Channels? So far, more than a dozen different members have contributed to the group, posting voice notes of themselves screaming, yelling, groaning, and wailing in various pitches and rhythms. Avoid compound hashtags that consist of several words. If you have a hashtag like #marketingnewsinusa, split it into smaller hashtags: “#marketing, #news, #usa. How to build a private or public channel on Telegram? On June 7, Perekopsky met with Brazilian President Jair Bolsonaro, an avid user of the platform. According to the firm's VP, the main subject of the meeting was "freedom of expression."
from us
