Что касается господина аббата де Сент-Амбруаза, то уверяю Вас, что я — его покорнейший слуга. <...> В настоящем я не думаю, чтобы между нами была какая-нибудь рознь, кроме некоторого недоразумения относительно размеров и симметрии Галереи Генриха Великого. Умоляю Вас решить, прав ли я, и всецело полагаюсь в этом на Ваше суждение.

Мне с самого начала прислали размеры всех картин, и господин аббат сопроводил их своими, по его обыкновению, весьма точными письмами. Руководствуясь его приказаниями, я сильно подвинул вперед некоторые из самых больших и значительных вещей, как, например, «Триумф Короля» для дальней стены Галереи. Затем тот же господин аббат де Сент-Амбруаз срезает мне у картины два фута в вышину и настолько повышает наличники дверей, прорезывающих в некоторых местах живопись, что я принужден безнадежно искалечить, испортить и изменить почти все, что я сделал. 

Признаюсь, я был этим весьма огорчен и жаловался самому господину аббату (никому другому), прося его не срезать голову у Короля, сидящего на триумфальной колеснице, и уступить мне полфута. Я также разъяснял ему, какое неудобство проистекает от увеличения вышеупомянутых дверей. Я говорил всем, что столько помех в начале этой работы кажутся мне плохим предзнаменованием для ее благополучного завершения. Я потерял мужество и, по правде сказать, был весьма удручен всеми этими новшествами и переменами, вредящими и мне и самой работе, которая из-за этих урезок очень много потеряет в блеске и великолепии. К тому же, будь они указаны с самого начала, можно было бы превратить необходимость в достоинство. Тем не менее я вполне готов сделать все возможное, чтобы угодить господину аббату и служить ему, и прошу Вас благоприятствовать мне, насколько возможно. За это я готов покорнейше служить Вам всю мою жизнь, не считая предшествующих одолжений, благодаря которым я, как и многие другие люди, стал Вашим покорнейшим и преданнейшим слугой.