всуе

Forwarded from Симулякры и сироп

На смерть Техника

Московская юность в начале десятых была оптимистичной: мемы стали культурным мейнстримом, хипстеры беззаботно пели и плясали, мобильный интернет обогнал по скорости движение литосферных плит. Но праздник жизни проходил мимо меня из-за некоторых личных трагедий. Когда-то я был плаксой, слушался маму и верил, что впереди меня ждет благополучная, стабильная жизнь с поступательным прогрессом, лишь бы пережить опостылевшую школу.

О наивное дитя сытых нулевых! Все сильнее я отдалялся от коллективного Парка Горького на северо-восток. Мой мир в одно мгновение будто заполнился бесами, которых я так боялся, часами залипая в тревожный контент НТВ ранних нулевых. Все стало недобрым, непонятным, неуютным, неустойчивым. Спасала культура, но в ней не хватало голоса, который был бы созвучен моей действительности.

И вот из мутных яузских вод возник этот голос — немного гнусавый и с заметно деградирующей дикцией. Голос принадлежал Паше Технику, который на тот момент был младше меня сегодняшнего. «Лонгинóвская улица меня возненавидела, мой стеб не поймут даже гондоны» — после этой строчки захотелось срочно понять его стеб. Спустившись московское рэп-подземелье, я нашел три элемента в невиданном прежде сочетании: ультралокальность текста, остраненный реализм и абсурдистский юмор. Оставаясь скорее плаксой, чем гондоном, немалую долю текстов обо всяких плохих вещах я пропускал мимо ушей, понимая стеб по-своему.

Это очень московская практика: по-ролан-бартовски вчитывать смысл в текст, получать из него то, что ты (под)сознательно хочешь получить. Не видеть явно деструктивный образ жизни лефортовского pícaro и умиляться его созвучию твоему банальному, смешному, но очень искреннему подростковому (или вечному?) нонконформизму. Хрущевка на Лонгиновской 8, семья среднего достатка, посредственная учеба в школе, социальный прессинг — дальше отворачиваемся — торговля, срок, аддикция, превращение всей своей жизни в борьбу с ней. Причем борьбу ленивую, не всегда даже борьбу, а так, попытку обмануть судьбу и чудом нахуй не умереть. Банально ведь?

Я не верю в банальность зла, но верю в кажущуюся банальность добра. Можно действительно простыми вещами сделать добро человеку, который к нему тянется. Можно натянуть носок на 300-рублевый микрофон из дешевой пластмассы, под экспроприированный бит бруклинского хорроркор-гения Necro начать вилять между ритмикой и вольным потоком сознания. И это поможет слишком тревожному и впечатлительному подростку со всем справиться. Именно Паша Техник научил меня не стесняться простого, он показал мне, что есть выход отовсюду, даже из своего подъезда на Лонгиновской, где его впервые задержали.

Он — больше, чем «трэш-блогер» или «скандально известный рэпер», он огромного таланта электронный композитор и сильно повлиявший на меня поэт-абсурдист, русский Дэвид Линч, тоже умерший в этом году, тоже зацементировавший свое наследие в мемах, тоже символ моих десятых. Паша — это Лонгиновская, это Лефортово, это старая Москва. В ней дрожали перед катастрофой фрики «Москвы» Андрея Белого, в ней юродствовал и возносился над суетой Веничка Ерофеев, в ней аспирант МЭИ Витя Пелевин тщетно бился над диссертацией про электропривод троллейбуса. Андрей Белый предсказал свою смерть от солнечного удара: «Золотому блеску верил, а умер от солнечных стрел; Думой века измерил, а жизнь прожить не сумел». Веничка пропил свой дивный голос и мучительно умер. Пелевин стал нейросетью. Все они живут своими голосами, и Техника ждет та же судьба.

Тополиный пух вокруг заброшенных промзон, невозмутимая Яуза с горбатыми мостиками, темные арки на Красноказарменной, грот Растрелли, гул 37-го трамвая, мистические чары склепов на Введенском, пыль от Энтузиастов. Все они звучат в поэзии и музыке лефортовского менестреля Паши Техника. Все они благодарны за то, что он дал им новый голос — немного гнусавый и с заметно деградирующей дикцией. Благодарен и я — за то, что не стал гондоном, сохранив в себе искреннего плаксу. Утерев слезы, скажу, что СЛАВА КАСТОРУ ТРОЮ ОДЕЯЛОМ ТЕПЛЫМ ТЕБЯ НАКРОЮ КОГДА НЕ ПОЮ МЕНЯ КРОЕТ...

www.tgoop.com/vsuye/2876

2.2K viewsApr 4 at 19:43

На смерть Техника

Московская юность в начале десятых была оптимистичной: мемы стали культурным мейнстримом, хипстеры беззаботно пели и плясали, мобильный интернет обогнал по скорости движение литосферных плит. Но праздник жизни проходил мимо меня из-за некоторых личных трагедий. Когда-то я был плаксой, слушался маму и верил, что впереди меня ждет благополучная, стабильная жизнь с поступательным прогрессом, лишь бы пережить опостылевшую школу.

О наивное дитя сытых нулевых! Все сильнее я отдалялся от коллективного Парка Горького на северо-восток. Мой мир в одно мгновение будто заполнился бесами, которых я так боялся, часами залипая в тревожный контент НТВ ранних нулевых. Все стало недобрым, непонятным, неуютным, неустойчивым. Спасала культура, но в ней не хватало голоса, который был бы созвучен моей действительности.

И вот из мутных яузских вод возник этот голос — немного гнусавый и с заметно деградирующей дикцией. Голос принадлежал Паше Технику, который на тот момент был младше меня сегодняшнего. «Лонгинóвская улица меня возненавидела, мой стеб не поймут даже гондоны» — после этой строчки захотелось срочно понять его стеб. Спустившись московское рэп-подземелье, я нашел три элемента в невиданном прежде сочетании: ультралокальность текста, остраненный реализм и абсурдистский юмор. Оставаясь скорее плаксой, чем гондоном, немалую долю текстов обо всяких плохих вещах я пропускал мимо ушей, понимая стеб по-своему.

Это очень московская практика: по-ролан-бартовски вчитывать смысл в текст, получать из него то, что ты (под)сознательно хочешь получить. Не видеть явно деструктивный образ жизни лефортовского pícaro и умиляться его созвучию твоему банальному, смешному, но очень искреннему подростковому (или вечному?) нонконформизму. Хрущевка на Лонгиновской 8, семья среднего достатка, посредственная учеба в школе, социальный прессинг — дальше отворачиваемся — торговля, срок, аддикция, превращение всей своей жизни в борьбу с ней. Причем борьбу ленивую, не всегда даже борьбу, а так, попытку обмануть судьбу и чудом нахуй не умереть. Банально ведь?

Я не верю в банальность зла, но верю в кажущуюся банальность добра. Можно действительно простыми вещами сделать добро человеку, который к нему тянется. Можно натянуть носок на 300-рублевый микрофон из дешевой пластмассы, под экспроприированный бит бруклинского хорроркор-гения Necro начать вилять между ритмикой и вольным потоком сознания. И это поможет слишком тревожному и впечатлительному подростку со всем справиться. Именно Паша Техник научил меня не стесняться простого, он показал мне, что есть выход отовсюду, даже из своего подъезда на Лонгиновской, где его впервые задержали.

Он — больше, чем «трэш-блогер» или «скандально известный рэпер», он огромного таланта электронный композитор и сильно повлиявший на меня поэт-абсурдист, русский Дэвид Линч, тоже умерший в этом году, тоже зацементировавший свое наследие в мемах, тоже символ моих десятых. Паша — это Лонгиновская, это Лефортово, это старая Москва. В ней дрожали перед катастрофой фрики «Москвы» Андрея Белого, в ней юродствовал и возносился над суетой Веничка Ерофеев, в ней аспирант МЭИ Витя Пелевин тщетно бился над диссертацией про электропривод троллейбуса. Андрей Белый предсказал свою смерть от солнечного удара: «Золотому блеску верил, а умер от солнечных стрел; Думой века измерил, а жизнь прожить не сумел». Веничка пропил свой дивный голос и мучительно умер. Пелевин стал нейросетью. Все они живут своими голосами, и Техника ждет та же судьба.

Тополиный пух вокруг заброшенных промзон, невозмутимая Яуза с горбатыми мостиками, темные арки на Красноказарменной, грот Растрелли, гул 37-го трамвая, мистические чары склепов на Введенском, пыль от Энтузиастов. Все они звучат в поэзии и музыке лефортовского менестреля Паши Техника. Все они благодарны за то, что он дал им новый голос — немного гнусавый и с заметно деградирующей дикцией. Благодарен и я — за то, что не стал гондоном, сохранив в себе искреннего плаксу. Утерев слезы, скажу, что СЛАВА КАСТОРУ ТРОЮ ОДЕЯЛОМ ТЕПЛЫМ ТЕБЯ НАКРОЮ КОГДА НЕ ПОЮ МЕНЯ КРОЕТ...

BY всуе