Давеча, - 17 декабря, - миновала очередная годовщина переворота в Литве 1926 года. С этим событием связана одна история, демонстрирующая “реально-политический” подход, практиковавшийся советским государством с первых лет своего существования. 

Итак, 17 декабря 1926 года к власти в Литве, свергнув социал-демократическое (формально левое) правительство, приходит Антанас Сметона, лидер “Союза литовских националистов”, классической фашистской партии межвоенного периода. С вождём, надклассовым национальным единством, божественной миссией/особым путем и корпоративным контролем над массой черни.

Что тут нас может удивить? 

Удивить может то, что еще в 1922-23 гг. Сметона и Аугустинас Вольдемарас, - основные будущие лидеры межвоенного литовского фашизма, - наладили связи с советским полпредством, рассматривая СССР в качестве державы, которая способна обеспечить защиту молодой Литвы перед экспансионистскими замыслами Польши (Польша в тот момент - главный противник обеих стран).

Советская сторона, в свою очередь, рассматривала антикоммуниста Сметону как “сильного” и популярного в обществе человека, чей антипольский национализм вполне отвечает геополитическим интересам советского государства. Поэтому советские полпреды не только давали Сметоне и его товарищам мудрые наставления, но и по линии Народного комиссариата иностранных дел в 1924-26 гг. ежемесячно выделяли небольшие денежные суммы для финансирования печатных органов литовских фашистов - газет Tautos vairas и Lietuvis. В которых время от времени появлялись статьи об опасности “большевизации Литвы”.

Соответственно, литовские фашисты в этот период тоже “работали” во благо советских интересов: например, активно поддерживали подписанный правительством договор о ненападении между Литвой и СССР, заявляя о том, что он защищает страну от агрессивной Польши и признает право страны на владение отнятым поляками Вильнюсом (Вильно), или столь же активно противодействовали продвижению идеи Балтийского союза (“балтийской Антанты”), который должен был объединить Эстонию, Латвию и Литву.

Встает вопрос - а как же интернационализм, мировая революция, пролетариат? В данном случае для СССР революционная риторика отступала перед конкретными государственными интересами. Компартия Литвы была мизерной, влиянием не пользовалась и, объективно, особых перспектив не имела. Связанные с армией литовские фашисты, невзирая на свой антикоммунизм, казались советской стороне куда более выгодными союзниками (с точки зрения геополитики), нежели крошечная компартия или даже дружественное социал-демократическое правительство Миколаса Слежявичюса, которое советские товарищи считали слабым и слишком неустойчивым для того, чтобы проводить твердую антипольскую линию.

Именно поэтому советский полпред Сергей Александровский, получив от Сметоны и Вольдемараса сведения о подготовке переворота, отнесся к этой затее в целом без негатива, однако попросил отложить путч, опасаясь вмешательства Польши. Тем не менее, переворот состоялся, а уже 24 декабря 1926 Вольдемарас в беседе с советскими дипломатами твердо заявил, что дружественная политика Литвы в отношении СССР останется неизменной.

При этом официальная версия, распространенная Литовским телеграфным агентством, гласила, что переворот стал реакцией проливавших кровь за родину литовских патриотов, на намерение левого Сейма продать страну большевикам и иноземцам.

На недоумение советских товарищей, Вальдемарас прямо сообщил, что антикоммунистическую риторику не стоит воспринимать всерьёз. В другой беседе, лидер литовских фашистов вовсе заявил полпреду Скалову о том, что многие литовские коммунисты получают деньги от польских спецслужб и занимаются провокациями для того, чтобы дать Варшаве повод к оккупации Литвы. Но, в конечном итоге, от версии о несуществующей “коммунистической угрозе” отказались (хотя потом кое-кого из коммунистов посадили, а полторы сотни партийных функционеров расстреляли) и через несколько дней после путча было заявлено, что причиной переворота было стремление патриотов избежать ползучей полонизации страны.

Такая версия Москву в целом устраивала, хотя лица, связанные с Коминтерном, успели окрестить случившееся фашистским путчем, за которым стоят реакционные банкиры, кулаки и попы.

Все это вполне соответствовало истине, т.к. правительство Сметоны, руководствуясь ценным итальянским примером Бенито Квадратного, пошло по тому же пути, начав с разгона “бесполезного” парламента и закончив установлением строгой однопартийной “президентской диктатуры” (как её деликатно именуют современные литовские патриоты). 

Забавнее всего, что диктатура Сметоны, которую Коминтерн продолжал на словах классифицировать как “фашистскую”, почти на всем протяжении своего существования являлась военным и экономическим союзником СССР, поскольку именно в своём восточном соседе “вождь нации” Сметона видел гарантию защиты слабой в военном отношении Литвы от все более агрессивной Польши, забравшей после Первой мировой Вильнюс и претендовавшей теперь на значительную часть литовской территории (Клайпеду прежде всего). 

Советский Союз, в свою очередь, также нуждался в дружественном буферном государстве, поэтому московские товарищи сквозь пальцы смотрели на фашизацию Литвы, избегая на официальном уровне критиковать её внутреннюю политику. 

Некоторые коррективы внес польско-литовский пограничный кризис 1938 года, когда СССР отказался от защиты Литвы, толкнув ее в сторону другой антипольской силы, - Германии, - однако уже в 1939, после подписания пакта Молотова-Риббентропа, “просоветская” ориентация была возвращена (отчасти под нажимом самого СССР) и в Литве были размещены советские военные базы.

Лишь в мае-июне 1940 года, в преддверии окончательной аннексии Литвы, официальный московский агитпроп начал вовсю раскручивать тейк о враждебности режима Сметоны, который, как выяснилось, был фашистским, антинародным и лелеящим агрессивные планы против самого СССР. 

В общем, литовский кейс, как и аналогичные эпизоды с персидскими или турецкими коммунистами, хорошо демонстрирует противоречие, которое возникало между заявленным курсом на мировое пролетарское освобождение и интересами Советской России как государства, имевшего собственные, специфические интересы, часто вступавшие в конфликт с идейной базой, на которой это государство было изначально основано.

Наши люди в беде.

С итальянской земли сообщают, что Роберто Фиоре и Джулиано Кастеллино получили по 8 лет тюрьмы за нападение на офис Всеобщей Итальянской Конфедерации Труда (CGIL), произошедшее еще 9 октября 2021 года во время протестного марша против обязательной вакцинации. Тогда, помимо Фиоре, - главного руководителя неофашистской организации “Forza Nuova” (Новая Сила) и Кастеллино, - главаря римского отделения FN, - псами режима был схвачен еще и их товарищ Луиджи “Пантера” Ароника, атомный 65-летний дед, отсидевший 18 лет за терроризм, которым он промышлял в конце 70-х в составе неофашистских же “Вооруженных революционных ячеек” (Nuclei Armati Rivoluzionari). Как пишут продажные журналисты, сам этот Ароника, так и остался “несгибаемым” (l'irriducibile, т.е. нераскаявшимся в своих действиях), хотя и прошел курс спецтюрем строгой изоляции, хорошо известных под названием “i braccetti”. Ему кстати тоже впаяли восьмерку.

Они с Фиоре из одной эпохи товарищи. Если Ароника бегал с пистолетом в составе фашистской банды римского района Прати, то Фиоре в тот же момент был идеологом неофашистской группы “Terza posizione” (Третья позиция), которая в конечном итоге слилась в едином порыве с “Вооруженными революционными ячейками”. В конце-концов, апофеозом братской работы “национал-революционеров” стал безмотивный теракт на железнодорожном вокзале в Болонье 2 августа 1980 года, унесший жизни 85 человек. В организации этого взрыва сам Фиоре собственно и был обвинен, но перед судом не предстал, потому что успешно эвакуировался в Лондон, под защиту британского правительства. 

Вероятно, этому юному идеалисту немного помогли связи с британской МИ-6, сотрудничество с которой было вскрыто Европейской комиссией по борьбе с расизмом и ксенофобией в 1991 году. В то время многие неофашисты-антисистемщики дружили с различными спецслужбами и прочими мутными людьми (типа масонов) в рамках борьбы с “красной угрозой”, а уж для итальянцев это стало вообще хорошей традицией. Что продемонстрировали рассекреченные в 90-93 гг. документы и составленные на их основе доклады, благодаря которым весь мир узнал о существовании в странах НАТО программы “Гладио”, предусматривающей комплекс мер (не совсем легальных) для защиты капиталистических государств Европы от возможного левого поворота. 

В Лондоне Фиоре совместно с другими итальянскими беглыми неофашистами достаточно быстро запустил ряд бизнес-проектов, которые к концу 80-х превратились в маленькую империю. Похвальным является преданность Фиоре идеалам своей молодости: куда бы его ни кидала жизнь, он оставался и остается бескомпромиссным неофашистом патриотом. Поэтому, как только в 1999 году срок давности по обвинениям в организации болонского теракта истек, Фиоре возвратился на родину, со старту бросившись в пучину политических баталий в качестве лидера ультраправой партии “Forza Nuova”. 

После 2014 года “Новая сила”, которая до того момента поддерживала довольно тесные связи с украинской “Свободой” несколько сменила ориентацию, сделав выбор в пользу России. Спровоцировав, кстати говоря, некоторую сумятицу в рядах итальянских неофашистов, часть которых во главе с ассоциацией “Casa Pound” продолжала поддерживать “Свободу”, запрещенные “Азов”, “Правый Сектор” и т.д. Но до раскола дело не дошло, потому что в том же 2014 году итальянские неофашисты (и “пророссийские” и “проукраинские”) сплотились в поддержке сирийского режима Башара Асада.

Надо сказать, в этом направлении итальянские неофашисты продвинулись достаточно далеко: под эгидой того же “Casa Pound” в Риме была организована структура “Solidarité Identités”, давшая жизнь Европейскому фронту солидарности с Сирией, объединившему крайне правых со всей Европы. Sol.Id. проводила митинги, шествия, агитационные кампании, конференции, даже организовала “альтернативное” туристическое агентство по забросу в разрушенную Сирию любителей экстремального отдыха.

А вот совсем недавно, в июне 2023, неофашистская делегация во главе с Джанлукой Ианноне (основателем “Casa Pound”, который еще несколько лет назад устраивал в Италии рекламные акции запрещенного “Азова”) вновь посетила Дамаск, проведя ряд встреч с представителями баасистского режима, ведущим борьбу “против террористов, Турции и США”. 

Но вернемся к нашим арестованным героям. 

Все эти годы Фиоре не сказать что очень активно, но принципиально и последовательно защищал политику российского государства, сопровождая все это хорошо нам известными проклятиями в адрес “нетрадиционных ценностей”, повергающих Европу в пыль, и,конечно, американцев. Святой человечек. Неофашист понятно, но наш, родной неофашист. 

Что касается его товарища, тоже схлопотавшего 8 лет Джулиано Кастеллино, то лучше чем он сам, никто не смог бы обрисовать его идеологический облик. Когда журналисты поинтересовались, не обозначает ли свежая татуировка в виде буквы Z на запястье этого господина нечто пророссийское, Джулиано кратко ответил: “Да, я пророссийский, я пропутинский и я надеюсь, что Россия будет сопротивляться новому мировому порядку”. Когда все сказано, добавить больше нечего, как говорят индейцы.

И теперь, браты, два этих наших фашистских антифашиста, выступающих против антифашистского фашизма, получили от фашистского правительства Джорджи Мелони (а кто забыл, она тоже фашистка, только не наша, не прогрессивная, а плохая и антироссийская) срок за какую-то ерунду. Это же самый обыкновенный фашизм получается.

Кстати, в тему “хороших” и “плохих” фашистов. В той же Италии живет человек фашистских взглядов, который действительно, без шуток, заслуживает глубокого уважения, несмотря на свой идеологический бэкграунд. Звать его Винченцо Винчигуэрра. И хорош он вовсе не тем, что сделал “правильный” выбор в геополитическом противостоянии, как это теперь проделали многие европейские неофашисты, типа того же Фиоре с его “Новой силой”, признанной преступным сообществом греческой “Золотой Зари”, “Нашей Словакии”, Национал-демократической партии Германии, венгерского “Йоббика” и тому подобных ультраправых евроскептиков, которых либералы именуют “пятой колонной Путина в Европе”. Винчигуэрра, оставаясь фашистом, интересен своей принципиальной ненавистью к продажности неофашистского движения, потому что, по его мнению, “крайне правые всегда убивали и убивают во имя государства”

“Не было ни одной “грязной” операции, в которой бы не были замешаны правые элементы той или иной группировки, как не было ни одного подобного же эпизода, в котором бы не фигурировали их покровители из силовиков и государственных органов…”Черный (т.е. фашистский) терроризм” это пропагандистское изобретение, которое помогает режимам снять с себя ответственность и скрыть правду, которая, если вскроется, приведет их к краху”. Это говорит не какой-то седеющий правозащитник или прожженый коммуняка, это говорит человек, именующий себя “фашистом”.

Начинал-то он свою политическую карьеру в 60-х в классической манере, как юный радикал, движимый желанием защитить Европу от “красных варваров”. Посему, вскоре он присоединился к одной из воинственных ультраправых организаций тех лет “Ordine Nuovo” (Новый Порядок), став руководителем её секции в городе Удине.

В конце 60-х, с запуском печально знаменитой “стратегии напряжения”, Винчигуэрра и его товарищи приступают к исполнению "боевых акций", увенчав свою деятельность подрывом машины в местечке Петеано 31 мая 1972 года, в результате которого погибли двое карабинеров. Теракт этот долго и упорно приписывался левым, до тех пор, пока сам Винчигуэрра в подробностях не рассказал об его организации.

В 1974 году удинезская ячейка “Нового порядка” задумала организовать угон самолета с целью получения выкупа для финансирования своей дальнейшей святой войны против “красных”. Однако угон получился не очень удачным, потому что дружок Винчигуэрры Ивано Боккаччо на дозоправке в аэропорту Триеста прозевал побег экипажа, а потом и вовсе был убит в результате штурма. Как бы там ни было, полиция взяла след Винчигуэрры, поэтому тот, от греха подальше, смотался в Испанию, присоединившись к международной колонии неофашистов, пригревшихся под крылом спецслужб Франко и Салазара.

Насмотревшись на быт и нравы неофашистских эмигрантов, Винчигуэрра пришел к выводу, что “Новый Порядок” явно сотрудничает не только с испанскими и португальскими рыцарями плаща и кинжала, но и со спецслужбами Италии, против которой организация типа ведет войну руками таких дураков как он сам. Пораскинув мозгами, он из “Нового Порядка” вышел и присоединился к еще более одиозному “Национальному Авангарду”, чьим командиром являлся также осевший в Испании масон Стефано делле Кьяйе, успевший посотрудничать с огромным количеством спецслужб (начиная с чилийской DINA, заканчивая естественно ЦРУ). 

Под руководством столь принципиального человека, Винчигуэрра пошёл кататься по миру: Португалия, Чили, Аргентина. И везде он встречался не с возвышенным идеализмом и “борьбой с системой”, а с игрищами спецслужб, беспринципностью и черной трясиной межгосударственных интриг, из которой выбраться было уже невозможно.

В конечном итоге, устав от всего этого безобразия и не желая и дальше быть инструментом в руках спецслужб, Винчигуэрра порвал с “Национальным Авангардом”, вернулся из Аргентины в Италию и в сентябре 1979 года сдался властям. Почти сразу же начав свидетельствовать против самого себя, своих бывших товарищей и тех государственных мужей, об участии которых в “стратегии напряжения” он знал. 

Ну с кем не бывает, совесть замучала, скажете вы. Но Винчигуэрра превратил свое свидетельство против неофашизма в принцип. Объявив себя “политическим солдатом”, отстаивая свое звание “левого фашиста” (т.н. “фашиста первого часа”), презирающего “классический” фашизм, поставленный на службу государства, Винчигуэрра задался целью как можно сильнее ударить по двум этим своим личным врагам - государству и нефашистскому движению. Причем, дабы не возникало никаких спекуляций насчет сделки с правосудием в обмен на свободу, Винчигуэрра, получив пожизненное заключение за организацию теракта в Петеано, принципиально отказался от любых прошений о помиловании, тюремных льгот или смягчения приговора. Став единственным заключенным во всей Италии, держащимся такой позиции.

В итоге, этот оригинальный человек появлялся в качестве свидетеля почти на всех процессах, связанных с терактами и заговорами итальянских “свинцовых лет”, везде проводя одну и ту же линию, указывающую на сцепку неофашистских и ультраправых террористов с итальянским государством и натовскими спецслужбами. Фактически, став живым обличителем государственного терроризма, к организации которого сам приложил руку.

Причем, по мнению Винчигуэрры, несмотря на окончание Холодной войны и устранение “красной угрозы”, само итальянское государство осталось прежним. В доказательство он сравнивает себя, - человека, признавшего свою вину и разоблачающего “глубинное государство” эпохи Холодной войны со всеми его мерзкими инструментами общественного контроля,- и множество замешанных в кровавых эпизодах государевых холопов-неофашистов, типа того же Роберто Фиоре или Стефано делле Кьяйе. Отсидев уже 44 года, Винчигуэрра продолжает находиться в тюрьме, в то время как многие ключевые персонажи неофашизма 60-70-х, накопив по несколько пожизненных сроков (в Италии как и в Америке сроки за разные преступления суммируются, из-за чего люди могут быть осуждены на 5-6 пожизненных), вышли на свободу в рамках различных амнистий 15-20 лет назад, а кто-то и вообще не сидел ни дня (Фиоре). Да и судебные дела против них по обвинению в организации многочисленных терактов в ту темную эпоху, по большей части развалились. Эти люди, дескать, не потеряли государственной защиты, хотя само государство формально стало более "демократичным" и теперь не организует подпольные армии для борьбы с оппозицией.

Но это видимо лишь потому, что реальной оппозиции итальянскому государству больше не существует.

На днях миновала очередная памятная дата, связанная с т.н. “румынской революцией 1989” и бессудным расстрелом местного вождя народов Николае Чаушеску. 

Про режим Чаушеску в массовом инфо-пространстве пишут маловато и это непорядок, ибо румынский национал-коммунизм и его развитие - штука весьма занятная и интересная.

Если без подробностей, то социализм эпохи Чаушеску являлся эталоном восточноевропейского “красно-коричневого” синтеза, во много раз превосходящим по уровню патриотического угара другие страны соцблока. Хотя в ГДР, Польше, Албании, Болгарии и даже Венгрии (в незначительном виде) имелись свои специфические уклоны в области национализма, в Румынии великодержавный курс при Чаушеску фактически растворил в себе марксизм-ленинизм. Породив после крушения режима значительный переход проигравших, но оставшихся при своём радикализме коммунистов в лагерь фашистов.

Читать далее: https://telegra.ph/Rumynskij-nacional-kommunizm-06-09

​🇲🇽 А вот, между прочим, ровно тридцать лет назад, 1 января 1994, мир узнал о сапатистах. В тот день Сапатистская армия национального освобождения (EZLN), состоящая в основном из представителей коренных народов, захватила несколько городов в штате Чиапас (Мексика) и объявила войну неолиберальной политике правительства.

Сапатизм – очень любопытное политическое явление, уже хотя бы потому, что оно сильно изменило политическую культуру и отношение к коренному населению, вызвало ожидание перемен в плане политических и социальных отношений. А еще сапатисты на сегодняшний день - самый успешный левый социально-политический проект в истории Мексики. Потому что, когда кто-то говорит про «хороших повстанцев» - это определенно про них, про сапатистов.

В свое время они все-таки уломали государство сесть за стол переговоров. Хоть те соглашения, дававшие в теории широкую автономию и права коренным народам, так и не были реализованы, сам факт переговоров между вооруженной группировкой и правительством выглядел (тогда) большим успехом. Он же одновременно привел к возникновению той EZLN, которую мы знаем сейчас: организации независимой и самодостаточной по отношению к государству, с хорошей международной поддержкой и грамотным пиаром. Развитию EZLN способствовали еще и определенные факторы. Например, власти в Чиапас особенно не лезли и фактически оставили партизан в покое. В этих условиях сапатистские автономные сообщества и жили себе относительно спокойно до недавнего времени.

А потом в Чиапас пришли наркокартели и стали вести споры за территорию. Организованная преступность в лице картелей «Синалоа» и «Халиско Новое поколение» нашла в Чиапасе огромный потенциал для ведения своего бизнеса: торговли людьми, похищений, вымогательств и наркотрафика.

С 2019 по октябрь 2022 года Правозащитный центр имени Фрая Бартоломе де лас Касаса зарегистрировал 190 нападений на опорные базы EZLN, включая грабежи, отравление воды, убийства скота, насильственное перемещение, похищения людей и т.д. Одновременно в Чиапасе у его жителей, по данным Национального института статистики и географии, резко выросло ощущение отсутствия безопасности: за 10 лет почти на треть.

Плюс многие организации, ранее бывшие союзниками сапатистов, встали на сторону государства ради льгот и политических постов на муниципальном и даже федеральном уровне. И эти организации конкурируют с EZLN, «откусывая» у них социальную базу.

В результате позиции EZLN становятся все слабее и слабее (да, какое-то время назад в рядах сапатистов была проведена реструктуризация, однако это мало на что повлияет), они все больше изолируются и замыкаются в себе и не могут противостоять одновременно и государству, и наркокартелям. Вполне возможно, что скоро сапатистов будут помнить, как последнюю утопию XXI века. Правда, очень красивую. #мексика #EZLN #безопасность #индейцы

На сайте марксистского журнала Monthly Review вывели из-под платного замка хорошую декабрьскую статью о положении польских левых.

В очередной раз мы на примере Польши можем убедиться в фатальном упадке (если не сказать больше - в гибели) т.н. “левой”, которая не способна более представить обществу какую-либо жизнеспособную альтернативу развития, не имеет никакой социальной базы и пытается хоть как-то остаться на плаву, присасываясь поочередно то к неолиберальному, то к неоконсервативному лагерям, тотально господствующим на политической сцене страны (по сообщениям с мест современная Польша довольно чётко разделена на либерал-демократический Запад и националистическо-шовинистический Восток). Паразитическое и уже почти бессмысленное существование польской левой, - согласно статье, - закономерно увенчалось её трансформацией в одну из самых милитаристски и воинственно настроенных политических сил страны.

Стремясь перещеголять в популизме консервативных националистов из партии “Право и Справедливость”, окучивающих “глубинный народ” т.н. “людоманией” (от польского слова “lud” - “народ”) и фиктивной заботой о неимущих и обездоленных (“левый поворот”, ребята - там тоже об этом гордо вещают), надеясь, видимо, выскочить наверх на волне обуявшего страну оборонительного антироссийского патриотизма, польские левые взялись защищать политику военной эскалации и дальнейшей милитаризации страны. Продвигая, совместно с неоконсерваторами и неолибералами (в этом вопросе достигнуто единство) линию на поддержку “священной обороны” Украины от экспансии “российского колониализма”. 

“Демократическая милитаризация”, по мнению одного из лидеров партии “Новые левые” Мачея Гдулы, это и есть настоящий антиимпериализм, и никакого мирного разрешения конфликта с РФ, в силу её военной и экономической мощи, а также реакционной внутренней политики, не может быть. Больше того, война Запада против России выгодна самому российскому населению, т.к. поражение РФ, по мнению таких как Гдула, приведет к демократическому реформированию страны и открытию широких горизонтов для рабочего класса. Те же очень немногие граждане, которые заняли робкую позицию критики наряду с “российским” еще и “западного” империализма, квалифицируются как трули сторонники “антиимпериализма идиотов”, не учитывающие сложность  структуры современной мировой политики. 

Автор статьи вполне трезво указывают на сходство позиций нынешних польских левых с позициями немецких социал-демократов в 1914 году, которые, ссылаясь на нетленные произведения гениальных Маркса и Энгельса, однозначно выводили диалектическую необходимость поддержки навязанной оборонительной войны против дикого русского деспотизма и его союзников, коварных англо-французских империалистов.

Правда, патриотическая акробатика не сильно помогает польским левым, по словам автора пользующимся в последние 20 лет неизменно низкой, и все более уменьшающейся поддержкой населения, что показали выборы октября 2023. Поскольку ничего кроме умеренных социальных программ и политики защиты всевозможных идентичностей польская левая населению не предлагает. 

Важно отметить, что все это касается только польской “новой левой”, вышедшей из хаоса 90-х, когда по стране проносились гигантские протесты трудящихся, на волне которых был создан Альянс демократических левых, управлявший страной в 1993-97 гг. и сохранявший влияние в массах вплоть до кризиса 2008. 

Т.н. польские коммунисты из КПП (2002), чьи представители регулярно появляются на конференциях той самой “Антиимпериалистической Платформы” с антиамериканскими речами в защиту “многополярного мира”, не привлекли внимания американских марксистов-обзорщиков. Предположу, что произошло это по причине политической незначительности КПП, чьё влияние в польском обществе стремится к мизерным величинам.

Короче говоря, literally 1914 похоже действительно literally.

В тему “literally 1914”. Вопреки живописной картине, созданной советским агитпропом, старыми фильмами, героической постреволюционной литературой и бурной риторикой самого Ильича, интернационалистские взгляды во время Первой Мировой Войны носили преимущественно маргинальный характер и, - особенно в первые годы борьбы с проклятым немецким милитаризмом, - почти не пользовались популярностью.

Ладно Ленин, он выставил достаточно эпатажные лозунги о “превращении империалистической войны в войну гражданскую”; за пределами большевистской партии Ленина слушали немногие, сама партия была невелика и к тому же к 16-17 гг. она влачила жалкое существование.

Но и у эсеров, некогда крупнейшей революционной партии Российской Империи, дела шли не очень. Опять же, вопреки созданному советским агитпропом мифу, эсеры не заняли однозначную оборонческую позицию после начала ПМВ. Сидевшее в эмиграции руководство почти сразу же раскололось на оборонцев и интернационалистов, причем интернационалистское крыло, определившее начавшуюся войну как агрессивную и антинародную, возглавили два крупнейших деятеля - Натансон и Чернов. До ленинского открыто пораженческого радикализма они деликатно не доходили, но вполне в духе Циммервальда (куда Натансон и Чернов тоже явились и общий манифест подписали) вещали о некоей “третьей силе внутренней революции”, которая должна выйти победителем из безумного столкновения двух империалистических блоков через “превращение военного кризиса в кризис революционный”.

Быстро приступив к фракционной пропаганде, эта группа интернационалистов парализовала работу заграничного ЦК партии, склонявшегося к “священной обороне”. Однако никакого заметного отклика позиция левого крыла эсеров в самой России не вызвала: лишь десяток партийных организаций приняли лозунг “Долой войну!”, что, в общем-то, было аналогично ситуации, сложившейся среди российских социал-демократов, вставших преимущественно на позиции оборончества (помимо большевиков войну прокляла и крохотная интернационалистская фракция меньшевиков, заметно уступавшая по влиянию “правым” и “революционным оборонцам”). Собственно, у эсеров и практический результат был такой же, как у эсде: к 1916 году ПСР фактически прекратила своё существование как партия, разбившись на различные секции и группы. Одни из которых (большинство) взялись за волонтерство, поддержку фронта и распространение патриотических призывов, а другие (подавляющее меньшинство) мутили своими прокламациями умы рабочих и крестьян, чаще всего - в едином блоке с большевиками и меньшевиками-интернационалистами.

Т.е. до самого Февраля 1917 интернационалистская позиция эсеров/меньшевиков/большевиков пребывала в маргинальном поле, уступая мощной волне патриотических настроений, которые по мере нарастания проблем стихийно приобретали “революционно-оборонческий” характер (т.е. требовали слома системы, которая не способна эффективно вести справедливую патриотическую войну). 

Собственно, даже после Февраля, открывшего двери тюрем и многочисленные возможности для агитации, интернационалистская позиция не приобрела множества последователей. Я уж как-то давно касался прекрасной книжки Константина Тарасова “Солдатский большевизм”; автор прямо указывает на почти повальное идейное господство “революционных оборонцев” в солдатской массе Петроградского гарнизона, которых большевики пытались охмурять антивоенными лозунгами. Вплоть до начала лета 1917 среди солдат преимущественно царила тяжелая атмосфера (из-за чего большевики даже не решались вести открытую саботажную агитацию против новых милитаристских планов властей) и лишь после неудачной попытки “временных” в июне исполнить свои военные обязательства перед союзниками, в обществе наступил фатальный перелом. И требования немедленного мира без аннексий и контрибуций, дополнявшиеся горячим желанием осуществления решительных реформ, начали приобретать все больше и больше сторонников.

Что собственно и материализовалось в стихийном антиправительственном июльском мятеже, в провоцировании которого были обвинены большевики, которые на самом деле старались унять взбудораженные и неорганизованные толпы рабочих и солдат.

Впоследствии взявшие власть большевики пытались уже сами реализовать принципы Циммервальда, рассылая воюющим державам предложения о заключении всеобщего демократического мира, но встретили почти везде полнейшее равнодушие к своим миролюбивым призывам. Только немцы согласились на переговоры, вызвав, как известно, отчаянную борьбу между “левыми коммунистами”/левыми эсерами/межрайонцами, воспринимавшими сепаратный мир как предательство революционного дела, и Лениным, который, учитывая крушение армии и экономики, требовал передышки любой ценой. 

Короче говоря, антивоенный революционный пафос, - хоть в своей откровенно-радикальной “ленинской” форме, хоть в виде куда более осторожного подхода Чернова, - имел незначительное влияние в воюющем российском обществе эпохи царизма. Бóльшая часть российских социалистов, - как впрочем и социалистов зарубежных, - встали более или менее откровенно на защиту государства как такового, придумывая для этого различные “диалектические” оправдания и аргументы, вошедшие в бесценный “золотой фонд” левопатриотической риторики, куда левые/марксисты/коммунисты заглядывали всякий раз, когда нужно было оправдать родину в каком-нибудь межгосударственном столкновени (а это происходило почти всегда на протяжении 20 века).

Внимание мира на прошедшей неделе было приковано к событиям в Эквадоре, где схватились промеж себя государство и местные криминальные синдикаты. Феномен “супербанд” с тысячами (даже десятками тысяч) членов, которые контролируют тюрьмы, городские кварталы и целые отрасли нелегальной экономики, вообще довольно характерен для Западного полушария. Подобные бандитские сообщества существуют везде, начиная с Соединенных Штатов, заканчивая Аргентиной.

Есть и в Бразилии такие гигантские непобедимые супербанды, среди которых мощнейшими считаются “Первая столичная команда”, зародившаяся в Сан-Паулу, и “Красная команда”, изначально базировавшаяся в Рио-де-Жанейро. Читатель поди навострил уши - почему “красная”-то? Совершенно правильно навострил, потому что у истоков этого могущественного криминального синдиката, - который изначально представлял собой просто коллектив тюремного сопротивления, - стояли коммунисты. 


Читать далее: https://telegra.ph/Comando-Vermelho-01-13

Иракская Компартия тем временем осудила вчерашние удары иранских КСИР по иракской территории, обоснованные борьбой с какими-то “шпионами Моссада” в Эрбиле (Иракский Курдистан). “Трусливая агрессия”, по мнению иракских коммунистов, нарушает целостность и суверенитет Ирака; они призывают правительство принять самые решительные меры для предотвращения в дальнейшем подобных действий со стороны Ирана. 

Отчего-то пропагандистские нарративы тегеранских аятолл насчет борьбы с американско-сионистским империализмом иракские коммунисты не воспринимают всерьёз. Иначе они бы только порадовались за то, что более прогрессивные иранцы делают всю грязную работу за них, уничтожая “исламистов и израильских шпионов” на иракской земле. Но так чет не происходит.

Во-первых, потому, что иракские коммунисты таки патриоты именно государства Ирак, т.е. “буржуазного Ирака” со всеми его проблемами и бедами. Помнится еще летом прошлого года, в момент небольшого кризиса, возникшего на почве очередных споров по поводу демаркации иракско-кувейтской границы, иракские коммунисты выпустили коммюнике с призывом оказать народное давление на правительство для того, чтобы оно поактивней защищало государственные интересы страны. Потому что стремление таких стран как Кувейт к пересмотру границ и акваторий (все это связано, как нетрудно догадаться, с нефтью) безусловно нарушает суверенитет и территориальную целостность страны. Которые святы для каждого иракца, независимо от его политических предпочтений.

Неудивительно поэтому что сейчас, после очередного иранского удара по престижу государства, иракские коммунисты закономерно возмутились. 

Во-вторых, будучи державными патриотами, иракские коммунисты вполне осознают ту негативную роль, которую в Ираке играет Иран, заинтересованный в том, чтобы Ирак как можно дольше оставался слабым и расколотым государством, значительная часть которого находится под непосредственным контролем Тегерана (за счет своих прокси в лице различных шиитских групп, милиций и организаций). Такой расклад повышает потенциал Ирана в его неутомимой региональной борьбе против “американско-сионистского империализма”, однако самих граждан Ирака, у которых трещат чубы от того, что их страна превратилась в арену противоборства между Ираном, США, Саудовской Аравией и Турцией, иранское влияние слегка нервирует.

Собственно, эти самые граждане уже неоднократно высказывали неприязнь по поводу последствий братской иранской опеки. Как раз с протестами против проиранских прокси связана и крайне неприятная для Иракской Компартии история. В апреле 2017 года студенты университета Аль-Кадисия в городе Аль-Дивания на юге Ирака собрались для того, чтобы прослушать популярную лекцию о негативной роли “Сил народной мобилизации” (коалиции в основном шиитских ополчений, ориентированных на Тегеран) в жизни страны. 

Это очень не понравилось руководству одной из групп, входящих в эту самую коалицию, “Асаиб Ахль аль-Хакк” (Лига праведных), бойцы которой ворвались в кампус и разогнали слушателей выстрелами и кулаками. Причем на этом дело не закончилось, так как в организации этого сборища, подрывающего антиимпериалистический престиж Ирана, были обвинены как раз коммунисты.

Сразу же после публикации с обвинениями, ИКП эвакуировала свои представительства с юга. И правильно сделала, ибо уже через сутки неизвестные лица закидали ручными гранатами партийную штаб-квартиру в Аль-Дивании, уничтожив её. К счастью, дальнейшего развития эта скверная история не получила, но коммунистам преподали хороший урок и, осознавая свою уязвимость перед иранской угрозой, они ускорили сближение со знаменитым Муктадой ас-Садром, иракским националистом/популистом и лидером антииранской ветви шиитской общины, как раз в тот момент активно выступавшим не только против военного присутствия США, но и против иранских прокси и вообще против влияния Тегерана, якобы пытающегося превратить Ирак в придаток своей возрожденной империи (тейк о том, что РФ строит новый СССР Исламская Республика строит новое Парфянское царство видимо популярен среди некоторой части иракского населения). 

Собственно, иракские коммунисты в итоге присоединились к политическому национал-популистскому блоку, сколоченному вокруг садристского движения, в котором пребывали вплоть до 2021 года, когда ИКП, в отличие от сторонников ас-Садра, приняла решение бойкотировать фиктивные парламентские выборы.

Вот такие они, иракские коммунисты, вот такой вот иранский антиимпериализм, вот такие вот расклады. 

Давно не писал про Судан. 

В общем и целом, Суданская революция после начала в апреле прошлого года войны между Вооруженными Силами и Силами Быстрого Реагирования, к сожалению находится в стратегическом отступлении.

Как уж я много раз писал (кому интересно, тэгайте #Судан), после начала войны Суданская Компартия, Арабская социалистическая партия Баас и Комитеты Сопротивления сначала выступили против неё, а затем, когда кровопролитие начало расширяться, призвали граждан ни в коем случае не лезть в борьбу двух реакционных генералов, взявшихся решать с помощью оружия (и при поддержке внешних сил) кому и сколько достанется народного добра и политической власти. 

Эти призывы звучали неоднократно; всякий раз, когда ВС или СБР предпринимали попытки мобилизации (добровольной или принудительной) и вооружения граждан с целью пополнения резервов “пушечного мяса”, Компартия, баасисты и Комитеты Сопротивления выступали (и продолжают выступать) против. Прекрасно осознавая бессмысленный характер данной войны и те последствия, которые принесет стране вовлечение в её водоворот новых слоёв населения. 

Между тем, оба воюющих лагеря (особенно, армия, которая формально олицетворяет легитимную власть) по мере исчерпания людского ресурса, наращивают свои мобилизационные мероприятия, категорически отказываясь от каких-либо переговоров с противником. Ради вовлечения граждан в абсурдное кровопролитие в ход идут - как с той, так и с другой стороны, - патриотические призывы и популистская демагогия, дополняющиеся угрозами, подкупом, а в случае с ВС - и прямыми приказами к губернаторам штатов о проведении мобилизации.

Авангард революции, в лице Компартии, Баас и Комитетов Сопротивления как могут всему этому понятное дело противостоят. Противостоят менее результативно чем раньше, так как сама по себе война с её многочисленными эффектами (массовое бегство населения, крушение экономики, одичание и атомизация общества) подорвала силы революции. В социуме торжествует апатия, страх, неверие в будущее и принцип “каждый сам за себя”, что совсем не содействует росту влияния благородных идей демократии и гуманизма.

Тем не менее, несмотря на тотальное отступление, ослабленная Суданская революция бережет свои принципы, отказываясь от поддержки той или другой стороны, отказываясь от каких-либо компромиссов с армией или СБР, настаивая на необходимости ликвидации (в случае армии - радикального реформирования) обоих военных аппаратов, которые умудрились буквально меньше чем за год фактически разрушить страну. 

Буквально неделю назад, например, Суданская Компартия отвергла очередное предложение умеренной (в марксистских терминах - буржуазной) оппозиции во главе с бывшим премьер-министром Абдаллой Хамдоком (которого в ноябре 2021 года сместили военные при поддержке тогда еще дружественных им Сил Быстрого Реагирования) присоединиться к переговорам насчет “скорейшего прекращения войны” с участием представителей Вооруженных Сил. Коммунисты в ответ обвинили саму умеренную оппозицию в попрании “законных требований суданского народа”, в предательстве “славной декабрьской революции 2019 года”, указав, что они не собираются сидеть за столом с одними из инициаторов войны (представителями высшего армейского руководства) и легитимизировать тем самым военных как политическую силу.  Чуть ранее (две недели назад) столь же резкую позицию коммунисты изложили и в отношении переговоров буржуазной оппозиции с представителями СБР в Аддис-Абебе.

Само собою, непримиримые взгляды и антимобилизационная агитация суданских революционеров не могут не вызывать гнев официальных властей. Таким образом, в первых числах января 2024 в нескольких штатах местные губернаторы по требованию армии выпустили указы о запрете и роспуске Комитетов Сопротивления и всех структур поддержки, которые с ними связаны (речь прежде всего о сетях поддержки беженцев и перемещенных лиц).

В ответ авторитетный совет Комитетов Сопротивления штата Нил из Атбары, - колыбели Суданской революции, где в конце 2018 начались протесты, приведшие к смещению многолетней диктатуры Омара аль-Башира, - заявил, что вообще не признаёт этих фиктивных запретов, “их унесет ветер”. Аналогичное решение губернатора Северного штата советом местных комитетов было охарактеризовано как “мертворожденное и ничтожное”; северные революционеры еще и дерзко уточнили, что все подобные директивы “будут выброшены на помойку истории вместе с теми, кто их принимает”.

В условиях войны такие выпады могут дорого обойтись, хотя, если честно, смелость комитетчиков объясняется не только их принципиальностью, но и в немалой степени тем, что армия фактически не имеет сил на осуществление полицейских акций, обеспечивающих исполнение запретов, полностью сконцентрировавшись исключительно на мобилизации и войне с СБР. При всем при этом, опасность попасть под горячую руку ВС вполне реальна, и нет никаких гарантий того, что нарушение губернаторского запрета не закончится для нарушителей печально.

Стало быть, мы можем увидеть на примере Судана, что несмотря на тяжелейшее положение революции, на почти полное отсутствие всяких перспектив для её развития в данный момент, суданские революционеры не унывают и очень стойко держатся своих демократических требований, отвергая путь “реальной политики” (путь “диалектики”, компромиссов, умеренности и отказа от части принципов), который пытается предложить буржуазная оппозиция (которая в общем тоже очень пострадала от войны). На первый взгляд, это выглядит безумством (трулевизной, как это сейчас говорят), но за этим безумством есть определенный расчет.

Ибо путь “реальной политики” неизбежно ведет к реализации “проекта мягкой посадки”, - удобной для всех внешних игроков (как с Запада, так и с Востока) стратегии сохранения государственной системы Омара аль-Башира без Омара аль-Башира, с минимальным демократическим макияжем и допуском до политических рычагов отдельных представителей новых буржуазных элит (готовых поэтому к сотрудничеству с верхушкой старого режима). Именно против этого обуздания революции в период 2019-23 гг. и боролась суданская революционная улица, предлагая взамен собственный проект широких демократических преобразований в пользу народа с полным демонтажом системы, в которой центральную роль играли Вооруженные Силы и их (тогда еще) ручные головорезы из Сил Быстрого Реагирования, сконцентрировавшие в своих руках господство над почти всеми экспортными секторами суданской экономики.

Выход из бессмысленной войны через вариант “мягкой посадки” несомненно принесет пользу умеренной оппозиции, заинтересованной в стабилизации и дальнейшей консервации зависимой и репрессивной системы, в которой они гарантированно получат теплое место. Для самой же Суданской революции, её низовых секторов, это будет означать поражение. Поэтому даже ужасающая война не изменила позиций революционной улицы, не желающей после стольких лет ненасильственной массовой борьбы, после разрушительной катастрофы, в которую ввергли Судан генералы, политически капитулировать во имя фиктивного “умиротворения” и “спасения страны”. Единственным реальным средством умиротворения и спасения страны Суданская революция считает ликвидацию самой системы, породившей войну. Улица указывала на порочность системы еще до того, как две её части развязали войну между собой, теперь же антинародная сущность режима стала вполне очевидной и идти на компромисс с теми или другими его элементами (армией или СБР) является преступлением против народа, чью кровь сами генералы-патриоты льют мешками без малейших угрызений совести. И намерены лить ее дальше, “до полной и окончательной победы” (которой, учитывая баланс сил, скорее всего просто не достичь ни тем, ни другим).

В общем, логика примерно такая, ленинская логика. Хороший выход из войны - народная демократическая революция; компромиссный выход из войны - это тупик, который с неизбежностью породит новые войны и страдания.

#Судан

Суданские коммунисты подняли приличный шум, потому что еще в пятницу днем бойцами Сил Быстрого Реагирования в Восточном Хартуме вместе со своим братом был схвачен Хайсам Дафалла, главный редактор основной партийной газеты СКП “Эль-Мидан”, и уж три дня о нем нет никаких сведений. Чуть позже деятели из СБР вернулись в дом и вынесли все электронные носители и устройства, какие нашли. 

Теперь коммунисты активно распространяют по миру требования немедленного освобождения своего товарища, тем более, что похищения и даже убийства журналистов в рамках суданской войны стали обычным делом. Так как оба воюющих лагеря склонны обвинять журналистов в работе на противоположную сторону. А тут еще речь о коммунисте идет и, судя по всему, СБР не очень нравится Коммунистическая Партия, так как в прошлом году они уже совершили налет на штаб-квартиру СКП в Хартуме, уничтожив много материалов и кое-какое оборудование. 

#Судан

Сегодня у нас, согласно иранскому календарю, 20 число месяца бахмана по солнечной хиджре, а это значит что на носу годовщина ключевого события, которое привело в конечном итоге к победе революции 1979 года в Иране. А именно, годовщина восстания, начавшегося на столичной авиабазе ВВС Душан Тепе 9 февраля 1979 года и вылившегося в вооруженные столкновения антишахской оппозиции с властями в Тегеране, Тебризе, Реште, Ахвазе, Ширазе и других городах. 11 февраля восстание увенчалось победой; тысячелетней монархии был положен конец, началась новая эпоха в развитии Ирана.

В этой связи что надо отметить. 

1⃣ Во-первых, надо указать что антишахское общенародное восстание превратилось в “Исламскую революцию” далеко не сразу. В подготовке и осуществлении революции приняли участие широчайшие слои населения, придерживающиеся самых разных взглядов и далеко не все эти слои стремились к установлению режима диктатуры исламских богословов (велаят-э факих), которая, в конечном итоге, окончательно восторжествовала в период 80-82 гг. 

2⃣ Во-вторых, нельзя не сказать об огромной роли, которую сыграла в революции иранская левая, марксисты и исламские социалисты: Народные Фидаи, Народные Муджахиды, Партия Туде, Пайкар.

Хотя левые, начавшие еще в 1971 году вооруженную борьбу против монархии, к 1977 были фактически разгромлены и никакой силы из себя не представляли, политика умиротворения и либерализации, инициированная шахом в 1978 в ответ на рост народных протестов, привела к молниеносному восстановлению их величия. Из эмиграции и тюремных застенков вернулись тысячи людей, которые тотчас же включились в дело организации возбудившихся масс. Соответственно, именно левые, - Фидаи, Пайкар и Муджахиды, - фактически выступали в авангарде кульминационного восстания 9-11 февраля, и они же являлись той силой, которая в 80-83 гг. противостояла (опять же - с оружием в руках) укреплению фундаменталистов имама Хомейни и превращению Ирана в то, чем он является и поныне. Вкратце об этом я уже как-то писал.

В общем-то, по тогдашним оперативным данным посольства США, стремительное возвращение аятоллы Хомейни из Парижа 1 февраля было обосновано в том числе и тем, что толпы протестующих все больше подпадали под влияние левых радикалов, которые, начиная с 22 января 1979 принялись организовывать уже собственные многотысячные марши, что совсем не радовало правый фланг антишахской оппозиции. 

Впоследствии, великий имам, осознавая какое огромное количество оружия перекочевало в руки левых в ходе восстания 9-11 февраля (более 30 тысяч единиц только в одном Тегеране), принялся в авральном порядке сколачивать собственные вооруженные структуры (Революционную Гвардию ака КСИР, Исламские революционные комитеты, Хезболлахи, чуть позже Басидж-э мостазафин), потому как силовой блок фундаменталистов во много раз уступал левым. А учитывая, что в первые месяцы после падения монарха влияние левых (Фидаев и Муджахидов) безостановочно росло, они собирали уже стотысячные демонстрации, активно распространяли похищенное оружие среди своих сторонников, проникали в армию и все громче пропагандировали идеи, шедшие вразрез с установками Хомейни (типа власти рабочих советов и перераспределения земли), без вооружения своих фанатиков великому имаму и стоящему тогда за ним блоку исламских либералов не светило ничего хорошего.

3⃣ В-третьих, в период 78-79 гг. (т.е. в ходе роста и развития массового антишахского движения) сами левые рассматривали Хомейни как фигуру, увлекающую массы на путь антиимпериалистической и демократической революции. Связано это было с тем, что Хомейни и его окружение активно использовали социальную демагогию, на словах выступая против деспотизма, империализма и эксплуатации, стремясь завоевать симпатии сельских и городских тружеников (“угнетенных” - мостазафанов).

Интересно то, что марксисты-ленинцы (большинство Народных Фидаев, просоветская Партия Туде, маоисты) принимали весь этот социал-популизм за чистую монету, рассматривая Хомейни как выразителя интересов “менее реакционной” национальной буржуазии, с которой можно плодотворно сотрудничать в рамках

биполярной системы, сложившейся во времена Холодной войны. Почти никто из марксистов, очарованных антиамериканской и популистской риторикой, даже не пытался вникнуть в суть воззрений Хомейни.

Тогда как исламские социалисты (Народные Муджахиды), несмотря на формальные реверансы в сторону великого имама, особых надежд на него не возлагали. Потому что, в отличие от марксистов, часто мыслящих исключительно “диалектическими” мертвыми схемами, Муджахиды имели живой опыт общения непосредственно с Хомейни, когда он еще сидел в ссылке в иракском Наджефе в окружении немногочисленных последователей. И этот опыт однозначно указывал на то, что имам является политическим реакционером, верующим в различные теории заговора (например, войну во Вьетнаме он считал “мистификацией”, с помощью которой сверхдержавы утилизируют устаревшие вооружения, а марксизм - “выдумкой сионистов”) и совершенно не заинтересованным в реальных общественных трансформациях. 

Посему, Муджахиды скорее лишь терпели великого имама (по причине его огромной популярности в народе), имея свою точку зрения на то, каким образом должна развиваться революция. И эта точка зрения, базировавшаяся на взглядах Мохаммада Нахшаба (основателя “Движения богобоязненных социалистов” в 40-е годы) и Али Шариати (идеолога иранской “новой левой”, синтезировавшего шиизм и коммунизм), не очень вязалась с учением Хомейни. Поэтому, уже в марте 1980 года Народные Муджахиды, достигшие колоссального влияния (например, тиражи газеты “Муджахид” превосходили тиражи официального органа Исламской Республики “Джумхури-э Ислями” почти в два раза) вступили сначала в словесную, а затем и вооруженную борьбу с фундаменталистской кликой великого имама, в то время как бóльшая часть марксистов-ленинцев все так же продолжала уповать на “менее реакционную” буржуазию и даже выступать против “мятежников и анархистов”, губящих революцию своим радикализмом. 

Особенно в этой позорной деятельности преуспели освоившие науку логики просоветские коммунисты из Партии Туде, которые очень громко повторяли тезисы Хомейни о “предателях, связанных с империализмом и сионизмом” как в отношении курдского, белуджийского и туркменского сопротивления (где ведущие роли тоже играли местные марксисты), так и в сторону тех иранских левых, - Муджахидов, Пайкара и фракции Фидаев/меньшинство, - которые выступили против великого аятоллы. Трагикомичен тот факт, что, расправившись с наиболее опасными вооруженными левыми фракциями, великий имам в 82-83 гг. уничтожил и саму Партию Туде.

Вообще, аятолла Хомейни не был простаком и, понимая, что его откровенно средневековые взгляды могут оттолкнуть широкие массы, продолжал украшать их модными в тогдашнем Третьем мире концептами о “защите угнетенных”, о борьбе с тиранией, США, сионизмом и о жгучем желании насадить социальную справедливости. 

В конечном итоге, социальная риторика Хомейни, от которой он уже не мог отказаться чисто по прагматическим соображениям, начала играть против самого режима. Т.к. беспощадно уничтожив к середине 80-х левую оппозицию, Хомейни с удивлением обнаружил, что левые идеи начинают развиваться уже внутри лагеря его сторонников, причем основу для этого развития составляют его же собственные, - т.е. имама Хомейни, - лозунги, положения и речи, с помощью которых он поддерживал имидж “заступника угнетенных” и которым сам, естественно, следовать не собирался. И характер противоборства между правыми и левыми фракциями достиг такого накала, что в 1987 году Хомейни был вынужден распустить единственную в стране Исламскую Республиканскую Партию, парализованную внутренней идеологической борьбой. 

Впоследствии, уже после смерти великого имама, эти левые фракции Исламской революции различной степени радикальности образовали т.н. “реформистское” течение, которое в 90-е и отчасти 2000-е годы весьма активно боролось за демократизацию общественной жизни, за эмансипацию женщин, за организацию рабочего класса (в Иране, несмотря на запрет независимых профсоюзов, существует одно из самых боевых и активных рабочих движений на всем Ближнем Востоке), против политического укрепления КСИР и

консервативных кругов во главе с аятоллой Али Хаменеи, которые сегодня обеспечили себе тотальную гегемонию на политической сцене Ирана, почти полностью уничтожив этот самый “реформизм”.

Вообще же, окопавшиеся в эмиграции поклонники монархии, очень оживившиеся после начала в сентябре 2022 антиправительственных протестов, связанных с гибелью Махсы Амини, напрямую утверждают, будто Иранская революция 1979 года была делом рук “исламско-коммунистического альянса”, что отчасти является правдой. Только никакого “альянса” в прямом смысле слова конечно же не существовало. Существовали правый и левый фланги антишахской революции, которые, после изгнания любимого монарха, тотчас же вступили в борьбу друг с другом, доведя дело в 81-82 гг. фактически до гражданской войны, победителем из которой вышел куда более хитрый имам Рухолла Хомейни. Которому удалось дискредитировать и расколоть левый лагерь (хотя это было не очень сложно, учитывая древнюю и почитаемую традицию расколов в левой среде) и по отдельности перебить всех своих противников. 

Тем не менее, несмотря на итоги своего развития, Иранская революция 1979 года является воистину эпохальным и интереснейшим событием 20 века, незаслуженно забытым современными левыми, принявшими официальный дискурс, гласящий, что в феврале 1979 года огромные массы иранцев скинули шаха лишь для того, чтобы, завернув своих женщин в хиджабы и отказавшись от части гражданских прав, передать власть в руки столь же вечных и не избираемых дедушек-богословов.